Александр, при редком, блестящем уме, был до крайности добр и простодушен; вместе с этим до крайности самолюбив, до мелочи дорожил чужим мнением и боялся нарушать comme il faut{светские приличия (франц.).}.Вследствие избалованности с детства в нем развилось себялюбие до того, что он не выносил ни противоречия, ни замечаний, и не мог представить себе возможности, чтобы кто-нибудь мог заметить в нем что-нибудь не так. Лестью можно было покорить его себе совершенно. В этом особенно ловко упражнялась одна из часто посещавших их дам: улыбкой, взглядом, фразой, сказанной с известным акцентом: "Ах, Герцен!" -- или: "Ах! ах! Александр Иванович!"
Я уважала, -- пишет Т. А. Астракова, -- в Александре ум, энергию, доброту и доверчивость, но не выносила себялюбия и никогда не потворствовала ему, не могла воздержаться, чтобы не ловить его на слове и деле, и всегда указывала разлад его пера с его действительною жизнию. Поэтому мы с ним были хороши, но не дружны. Только живость характеров сближала нас в иных случаях, и он любил вместе со мною поострить над кем-нибудь из друзей-флегматиков.
Зная мою дружбу с Наташей, он всегда -- при горели ее, при нездоровье ль -- тотчас присылал за мною и первую меня извещал, когда у них рождался ребенок. О рождении дочери Наташи он писал мне: "Наталья Александровна No 1-й извещает о рождении Натальи Александровны No 2-й, просит посетить ее, а No 2-й просит принять ее в свое расположение".
Александр до того дорожил условиями comme il faut, что раз тревожно и торопливо упрашивал меня не выходить в гостиную, когда к ним приехала жена Дмитрия Павловича Голохвастова, потому что я была без воротничков и рукавчиков.
Свободное копирование
