В июне 1842 года мы переехали на дачу в Красное Село; Вадим чувствовал себя нехорошо, похудел. Он простудился, а мы относили его "не по себе" к расстройству нерв. В июле прибыл из Новгорода в Москву Саша и тотчас посетил нас на даче. Он нашел в Вадиме большую перемену, но не сказал нам ни слова, напротив, старался разнообразить разговоры. Между прочим, с большим сожалением говорил о кончине Михаила Федоровича Орлова. Он бывал у Орлова еще студентом, любил его и всегда с восторгом рассказывал о его мужественной, привлекательной наружности и его юношеском сочувствии современности. Большая часть, молодого поколения того времени поклонялась ему, правительство смотрело на него как на либерала; либералы находили, что он слишком легко наказан сравнительно с другими декабристами. Он был возвращен, но не прощен. Энергичный и честолюбивый М. Ф. Орлов чувствовал необходимость делать дело, выразить себя, искал занять высшие правительственные должности -- и принужден был ограничиваться общественной жизнию да устройством своего дома и состояния.
В Москве Михаила Федоровича любили, ценили его возвышенную честность, его рыцарское благородство, и когда он заболел, то все, что только было достойного уважения, выразило ему свое сочувствие. Многочисленная толпа провожала его До последнего пристанища.
Из числа небольшого интимного круга знакомых Орлова ближе всех к нему и замечательнее был П. Я. Чаадаев. Умный и талантливый, он также тратил свои способности на разговоры, едва ли удовлетворяющие его жажду деятельности.
Саша был счастлив своим переселением в Москву; еще из писем его к родным видно было, что служба, а потом и без службы жизнь в Новгороде тяготит его. Он рвался в столицу, к людям ему симпатичным, к жизни умственной и артистической, к возможности употребить в дело множество сил своих. Только раз, в начале лета, он был оживлен приездом Ника и привезенными им только что вышедшими тогда "Мертвыми душами" Гоголя. Александр пришел от них в восторг, и потом всегда говорил, что находит название этой поэмы чрезвычайно удачным, не только потому, что Чичиков скупает мертвые души, но что и все души, выступающие на сцену, -- души мертвые; один человек живой -- Чичиков, да и тот мошенник. "Утешение -- в будущем", -- добавлял он.
О "Мертвых душах" говорили везде. Кто бранил, кто восторгался ими.
Отца своего Александр нашел состарившимся, совсем вдавшимся в мелочи и действительно нездоровым, хотя преувеличенно, воображением. Возвращение его нарушило безмолвие и однообразие дома Ивана Алексеевича. Он и семейство его проводили с отцом по нескольку часов ежедневно; но сосредоточиться только на жизни семейной Саша не мог. Вскоре по возвращении своем в Москву он собрал вокруг себя прежний круг друзей, расширил его новыми личностями и горячо отдался товарищеской жизни и литературной деятельности.