01.10.1840
Корчева, Тверская, Россия
Дума мрачная проснулась
В грустном сердце, -- я душой
На былое оглянулась,
Вдаль смотрю и -- предо мной
Жизни повесть развернулась
Тучей мрачной, громовой.
Р..
В туманную, сырую осень 1840 года мы с Вадимом и двумя нашими детьми отправились в Корчеву повидаться с родными. Там поместились в покинутом доме моего отца, и когда устроились, Вадим уехал в Петербург, откуда, через несколько дней, писал мне:
"Вот я и в Петербурге, друг мой, приехал на рассвете. Видел Новгород, видел Волхов, все стихло и стало ручьем великого моря. Верст за сто от Петербурга -- пустыня, леса, болота, деревень почти нет, одни ямские дворы; холодно, пасмурно, сыро, и вдруг -- громада зданий, прекрасные улицы, каналы, корабли, паровозы, монументы, войско -- все это помноженное само на себя, -- вот Петербург...
Прокатился по железной дороге в Царское Село и Павловск. Сначала дико, потом дремал под вечерок. Удобств много. Теперь ты спокойна, я не поеду больше, чтобы ты не тревожилась.
Был у книгопродавцев. С министром надеюсь видеться завтра. Вадим",
Цель поездки Вадима в Петербург была, кроме литературных планов, представить министру внутренних дел "Очерки России" и через Константина Ивановича Арсеньева напомнить в том же министерстве, где он считался на службе, об обещанном ему первом открывшемся штатном месте чиновника особых поручений при министре.
"Вчера обедал у Александра, -- писал мне Вадим 11 октября, -- и условились повторять это каждый день. Он живет с Сережей Львицким, платит за квартиру 2500 рублей, 100 рублей за воду и почти столько же, чтобы носили им дрова на третий этаж; но не думай, чтобы этот этаж был слишком высок; есть и четвертый, и пятый, и шестой. Комнаты высоки и так отделаны, как немного в лучших московских домах. Был и у Алексея Николаевича Савича. Он здесь профессором и все тот же, только еще больше отделился от людей; была бы на небе одна звезда, да на земле на чем стоять, так для него и довольно. Вадим".
Письмо это, по-видимому, писано из квартиры Александра; в конце прибавлено было им:
"Ну вот, Вадим и в Питере, и мы с ним по-прежнему толкуем да толкуем, и между прочим вспоминаем вас и деток. Что Корчева? некогда мы с вами переписывались беспрестанно, и именно когда еще, во времена допотопные, вы жили дома, а я был полуребенком и полуюношей. Остальное, вероятно, все написал вам Вадим. Остается только обнять вас и малюток, передать дружеский поцелуй от Наташи и подписаться -- Александр".
Подлинник этого письма от 7 октября 1840 г. хранится в ИРЛИ (ф. 430, ед. хр. 21, лл. 5--6). Приводим полностью части письма, использованные Пассек в сокращении. Образ Петербурга начала 40-х годов, нарисованный Вадимом Пассеком, не лишен известного литературного и исторического интереса:
"Вот я и в Петербурге, мой верный друг! Приехали сюда на рассвете во вторник. Дорога была довольно скучная. Видел Торжок, Вышний Волочок, Валдай и Новгород. Валдайские горы -- то же самое, что и наш Валковский уезд, только больше камня и нет фруктовых лесов. Новгород проехали ночью. Крепость невелика, но почти вся уцелела. Волхов широк и глубок. Все стихло и стало ручьем Великого моря. Верст за сто до Петербурга пустыня -- леса и болота, даже деревень почти нет, одни ямские дворы; холодно, сыро, пасмурно, нет надежды на приют человека -- и вдруг Петербург. Громада зданий, прекрасные улицы, каналы, корабли, паровозы, монументы, войско -- все это, помноженное само на себя, будет Петербург.
Я видел Зимний дворец -- это чудо архитектуры; описывать его не могу, лучше оставим до разговора, перед ним Александровская колонна. Ангел как будто склонился перед дворцом и указывает на небо. Видел памятник Кутузова, Барклая -- и Петра. Был раза три на Невском проспекте. Это широкая улица версты на четыре длиною, один конец примыкает к Главному штабу -- к зданию, кажется в 175 окон в одном фасаде, -- другой конец идет к стороне взморья. Тут есть и трех- и пятиэтажные дома -- все занято вывесками и магазинами. Ночью освещена улица и магазины газом. Один фонарь освещает ярче десяти обыкновенных. Видел соборы: Троицкий, Казанский и Исакиевский. Последний весь из гранита и мрамора; колонны мраморные, чугунные и бронзовые; на высоте, кажется, 24 ангела в колоссальном виде; вышина собора 47 сажен; внутри помещается 12 000 человек.
Прокатился по железной дороге в Царское Село и в Павловск. Сначала дико немножко, а назад ехал и дремал под вечерок. Удобств много. Ездило до Царского Села человек 200, а в Павловск -- человек 10; назад же -- до 300. При хорошей езде в 20 минут 25 верст. Теперь ты спокойна: я уже не поеду более, чтобы ты не тревожилась. Впрочем, здесь ездят три раза в день, и все много народа. Машина бежит, как будто в сказках: искры сыплются на дороге, белый пар стелется дугою, как грива, -- и этот великан дрожит и ходит ходнем и тащит за собою пудов тысячи две и три.
Опубликовано 04.10.2018 в 14:12
|
Свободное копирование
