В 1840 году Саша с семейством совсем оставил Владимир. В Москве он пробыл недолго; вскоре поступил на службу в министерство внутренних дел и уехал в Петербург.
В короткое время пребывания своего в Москве Саша встретился с Грановским, только что возвратившимся из чужих краев, чтобы занять в Московском университете кафедру истории, и увез в Петербург предчувствие найти в нем близкого человека. Предчувствие его не обмануло. Когда в 1842 году он переехал из Новгорода на житье в Москву, то так тесно сблизился с Грановским, что они стали видаться почти каждый день, просиживали вместе ночи до рассвета, -- и так до половины 1846 года. В этом году вышли "Письма об изучении природы" и были первым поводом их распадения. Читая их, Грановский сказал:
-- Ты в этих письмах живо, резко затрогиваешь вопросы, которые будят человека, толкают вперед, но во все односторонности твоего воззрения я не хочу вдаваться, это теория. Личное бессмертие души мне необходимо.
На это Саша заметил, что современное развитие науки требует принятия иных истин независимо от того, хотят или нет, и указал на некоторые неопровержимые теории.
-- Все это мало обязательно мне, -- возразил, меняясь в лице, Грановский. -- Я никогда не приму вашей сухой, холодной мысли единства тела и духа -- в ней исчезает бессмертие души. Может, вам это и не надобно, но я слишком многих схоронил, чтобы поступиться этой верой.
-- Хорошо бы было жить на свете, -- сказал Саша,-- если бы все то, что кому было бы надобно, то бы и было.
-- Это своего рода бегство от несчастия, -- добавил Ник.
-- Вы меня искренно обяжете, -- сказал, бледнея, Грановский, -- если никогда не будете говорить со мною об этом. Есть много предметов гораздо полезнее и приятнее, которые нас занимают.
-- С удовольствием, -- отвечал Саша.
Холод пробежал между ними. Они увидали между собою даль, которой и не предполагали.
Вопрос о личном бессмертии духа был предел их близости. Переступя через него, они стали посторонними; так как вся их деятельность совершалась в сфере мышления и в пропаганде их убеждений, то уступок никто не мог делать.
По-видимому, как бы ничто не изменилось, все шло по-прежнему -- но внутреннее распадение увеличивалось.
Они сблизились опять, когда Александр был за границей,-- и сблизились через письма.