В конце осени Саша приезжал ненадолго в Москву. При первом свидании с нами он был несколько смущен и как бы затруднялся; но мы так искренно обрадовались ему и Наташе, так были счастливы свиданием с ними, что он успокоился, сделался весел, мил и остер по-обычному. Спустя несколько дней он хотел что-то объяснить Вадиму, Вадим это объяснение отклонил. Они остались в прежних товарищески-дружеских отношениях, но, несмотря на это, было чувствительно, что у Саши как будто камень на душе, который тяготит его, и он как бы уклоняется Вадима. Уклонение свое он относил к сочувствию Вадима делу славян, по его тогдашнему мнению, противоположное его западным стремлениям, и говорил, что они слишком различно смотрят на некоторые предметы для того, чтобы совпадаться, что этого нельзя позабыть или найти интерес в самой противоположности. Но это было не так. Видались они и толковали по-прежнему приятельски. В Вадиме не было и тени перемены ни к прежним друзьям, ни в прежних убеждениях, несмотря на его сочувствие славянскому делу и его любовь к родине, несмотря на его религиозное направление, и поэтому я была удивлена недавно, узнавши, что Саша, вспоминая о Вадиме, как о человеке умном, благородном и чистом, в то же время говорит, что он от славянофильства дошел до ортодоктости и ненависти к Западу, и таким образом ему пришлось отвергнуть все историческое развитие человечества, всю науку, философию, всю мысль нашего века.Это огорчило меня не только потому, что в Вадиме ничего и похожего не было на такое отчуждение; но оно утвердило меня в грустном предположении, что Саша отдалялся от Вадима по причинам, в которых не хотелось самому себе сознаться.
Добрый, простосердечный, но избалованный средой, в которой рос, еще не знавший ни отказа своим желаниям, ни горя настоящего, Саша нередко легко и небрежно относился к тому, что близко другим, и, вероятно, безотчетно боясь нарушить стройное, приятное состояние духа, избегал анализа самого себя; к несчастию, это не всю жизнь ему удавалось; приходилось много страдать от этой черты его характера. Сверх действительного торя он мучился еще тем, зачем ему больно, боль нравственно мешала ему жить -- это еще счастливо, -- а он знал жизнь и цену жизни.
Саша не только сам, но также безотчетно отклонял и Ника; Ник, под его влиянием, отстранился до того, что когда Вадим, начавши издание "Очерков России", попросил его, как одного из ближайших товарищей, помочь ему небольшой суммой в его издании, Ник, утопая в богатстве и роскоши, отказал. Впоследствии о" сильно укорял себя в этом отказе и писал мне, что не может себе простить своего возмутительного поступка с Вадимом .
Отчуждение друзей огорчало Вадима чувствительнее отказа Ника в деньгах.
Свободное копирование
