"7 марта 1840 г.
Истинно уважаемый наш друг, Александр Лаврентьевич! Наконец-то я получил от вас письмо, успокоившее меня; не могли понять мы, отчего вы вдруг замолкли. Поздравляю вас со свадьбой, поздравляю с рождением Софии; кажется, в искреннейшем участии вам сомневаться нельзя.
Поручение Жуковского вовсе не было сделано как тайна, -- даже по тому можете заключить, что он просил меня написать по почте из Питера. Я полагаю, что нет сомнения в необходимости поездки вашей в Петербург. Ежели бы вы были к концу апреля в Москве, я предложил бы вам место в своем дилижансе.
На Владимир больше не адресуйте ко мне писем, я жду окончательной бумаги от министра внутренних дел (формуляр и прочее уже потребовали) и тотчас по получении поеду в Москву; там предполагаю пробыть до Фоминой и, следовательно, к 1 мая -- в Петербург. Письма туда адресуйте просто на канцелярию министра внутренних дел.
Я знаю, что вы уже говорили о моем "легкомыслии, ветренности". Призму, сквозь которую вы смотрите на людей, Александр Лаврентьевич, я имел случай узнать; знаю особенность вашего взгляда, и потому не требую исключения для себя; я в самом этом умею ценить высокую чистоту вашей души. Душой преданный Александр".
"Вот и мы оставляем наш мирный уголок, в котором два года жизнь наша текла так светло, так счастливо, так свято. Благословите нас на путь... Всей душой преданная вам Наташа".
Когда Александр оставлял свой мирный уголок, художник оставлял Вятку и не воспользовался предложением писать о денежном пособии к Жуковскому. Он, продолжая трудиться для вятского общества, составивши для города, кроме проекта собора, еще проект решетки общественного сада и публичной библиотеки, не имел, как говорится, гроша в кармане. Только в конце 1840 года ему сделана ссуда комитетом по сооружению храма в двести восемьдесят пять рублей, "скинутая в 1843 году за дальнейшие труды Витберга со счетов", и с этими деньгами художник отправился в Петербург.
В 1840 году, в сентябре месяце, Витберг приехал в Петербург. Прежде всего он принялся хлопотать о пересмотре дела по сооружению храма Спасителя в Москве. По старой памяти, он обратился за ходатайством к князю А. Н. Голицыну; но князь прямо объявил ему, что уже ничего нельзя сделать, дело проиграно и возобновить его невозможно. Витберг остался почти без всяких средств к существованию с многочисленным семейством.
В это время открылось место архитектора в ведомстве путей сообщения, которым управлял Клейнмихель. Витберг пожелал занять его и отправился к Клейнмихелю. Клейнмихель принял его чрезвычайно сухо и не предложил* даже стула. Витберг подождал приглашения сесть, но, не получая его, сам взял стул и сел, сказавши: "Извините, ваше превосходительство, что я сажусь, я стар и болен, да и не привык стоять". Клейнмихель растерялся и поспешил извиниться. Такое начало не предвещало успеха, и, действительно, Витберг не получил места. Принужденный крайностью, он прибег к помощи сестры своей Христины Лаврентьевны Гельн, со всей семьей своей поселился в ее скромной квартире на Песках и стал жить чрезвычайно тихо. Изредка посещали его кой-кто из московских знакомых, а сам он почти не выходил из дому и бывал только в семействе президента медико-хирургической академии Дубовицкого. Из числа немногих друзей, посещавших Витберга, были: Александр Иванович Герцен, Николай Степанович Кожухов, Дмитрий Павлович Рунич, Капитон Павлович Ренненкампф. Самым же частым собеседником Витберга был его ученик, вывезенный им из Вятки, Дмитрий Яковлевич Чарушин.
Между тем Саша внезапно переведен был из Петербурга на. службу в Новгород; это до того огорчило Александра Лаврентьевича, что с ним сделался сильнейший припадок падучей болезни; с этого времени припадки стали все сильнее и сильнее, и здоровье видимо разрушалось.
Вскоре он получил от друга своего следующее письмо: