Переписка (1835-1838) - 9

"10 августа 1838 г. Владимир.

Часа два тому назад приехал я во Владимир из деревни[1] и, нашедши письмо ваше, тотчас принялся отвечать вам. Мне было необходимо писать к вам, сообщить толпу дум и чувств, наполнявших меня на месте святом для нас. Путь мой лежал около Москвы, он меня привел на Воробьевы горы. Душа стеснилась, когда я издали увидел лестницу. Тут я -- ребенок -- в каком-то восторге понял высокую душу Ника, тут заходящее солнце благословило нашу дружбу; с тех пор Воробьевы горы для нас святыня. Потом я узнал вас, мы сдвинулись, и снова Воробьевы горы стали святы. И вот этот двукраты святой холм явился, но не тем торжественным, как прежде; дождь лился, сырой ветер дул. Я велел ямщику остановиться и пошел с Наташей по ужасной грязи на место закладки. Место закладки, как открытая могила, приводило в трепет; камни разбросаны, я прислонился к барьеру, смотрел вдаль, одна серая масса паров, и больше ничего. Я думал о дальнем друге, о брате Николае, и слеза наливалась в глаза мои и ее, я думал потом об вас: вот на этом месте, может, стояли вы с широкой думой, и опять слеза навернулась. Мы молились об вас. А сырой ветер выл, растрепывал деревья, было страшно; я взял два камушка -- их сохраню в память торжественной минуты. Когда я ехал обратно, была ночь, и Воробьевы горы едва виднелись. Итак, пал туман на них. Они подернулись флером, крепом.

После четырех лет я увиделся в деревне со всеми своими, У нас совершенный мир.

Вы ошиблись, думая, что присланные деньги Наташины. Повторяю вам -- они принадлежат человеку благородному душою, но который не желает, чтоб вы знали, кто он.

В газетах помещена не вся речь Филарета. Ваш Александр".

"Нет сомненья, почтенный друг наш, что вы слышите, чувствуете, когда мы говорим о вас; а это бывает так часто, так долго -- о! я уверена, душа ваша видит и тот жар, тот восторг, с которым рассказывает о вас Александр, и то умиление, благоговение, с которым я слушаю его.

Я не умею выразить вам, что наполняло мою душу, когда он со слезами говорил мне о вашем дивном проекте, как пламенно хотелось мне взглянуть хоть на то место (я никогда не бывала на Воробьевых горах), помолиться хоть у колыбели храма. Совершилось желание. Несмотря на ужаснейшую погоду, мы стояли там долго, долго, молча... колыбель и могила! Великий страдалец! Тот, кто ниспосылает тебе такие испытания, да вознаградит тебя здесь и там! молитва моя искренна и пламенна, он слышит ее... Ваша Наташа".

С отъездом Александра художник значительно упал духом. Вынесенные им душевные страдания, при- отсутствии лица его поддерживавшего и ободрявшего, стали действовать на здоровье Витберга: у него появились припадки падучей болезни, сначала редкие и слабые, потом стали повторяться чаще и чаще и все сильнее потрясали и без того ослабевший организм. Медленно, день за днем, тянулась для него скучная жизнь, без дела, без цели, без одушевления, в тяжком раздумье...

В 1838 году Витбергу представился случай опять посвятить себя своим любимым архитектурным занятиям.

8 октября 1824 года император Александр I, на возвратном пути из Пермской губернии посетил Вятку {Об этом посещении см. в "Воспоминаниях почетного лейб-хирурга Д. К. Тарасова" ("Русская старина", изд. 1872 г., т. V, стр. 373--374). (Прим. Т. П. Пассек.)}. Вятчане, никогда еще не видавшие в своем городе ни одного венценосца, тотчас по отъезде государя, решили ознаменовать это посещение каким-нибудь памятником. Тогдашний городской голова, Иван Степанович Машковцев, предложил построить храм во имя Александра Невского. Общество одобрило эту мысль, и дело пущено было в ход. Тянулось оно чрезвычайно медленно. Началась переписка с консисторией, с синодом и проч., и только в 1835 году выбраны были сборщики пожертвований на постройку предположенного храма. В этом же году, по предложению губернатора Тюфяева, принят был обществом, не совсем охотно, и план для храма, один из "нормальных" планов, утвержденных императором Александром I в 1823 году (изданных министерством внутренних дел, No 28, литера Б). При новом губернаторе, Корнилове, план этот был отвергнут, и Корнилов, вероятно, по поручению общества, просил министра внутренних дел о дозволении обществу избрать для храма другой, более величественный план. Комитет министров, на рассмотрение которого представлено было это желание вятчан, с высочайшего соизволения, дал свое согласие, о чем и было объявлено вятскому городскому обществу 8 июля 1838 года, уже новым губернатором, Хомутовым. Тогда городской голова Аршаулов предложил обществу сделанный карандашом, в миниатюре, новый проект храма. "Разумеется, общество не могло не прийти в восторг от этого эскиза, -- говорит г. Алабин в брошюре своей "Александро-Невский собор в Вятке", -- так как творцом его был знаменитый Витберг, и приговором 7 октября 1838 года постановило просить г. Витберга составить по этому эскизу план и чертеж для проектируемого храма, о чем обратились к нему с официальным письмом 20 октября"[2].

И вот опять наступили для Витберга счастливые минуты труда и вдохновения; на этот второй проект он перенес всю свою любовь, с какою смотрел на своего первенца, тем более что в это время от знаменитого храма Христа Спасителя и следов не осталось. Около этого же времени учреждена была новая комиссия для приведения в исполнение данного императором Александром обета; избран был план другого архитектора, академика Тона, и самая постройка перенесена на другое место. Друг Витберга с горестию поспешил его уведомить об этом и послал ему фасад тоновского храма. Переписка с Сашей продолжалась Витбергом довольно оживленно.