"7 апреля 1838 года.
Ежели вы прочли письмо к Эрну, то не для чего писать о том же, Александр Лаврентьевич, да и у меня на душе рассказать вам три восторга, три вдохновенья. Господь очищает мою душу, слава ему, слава!
Я говел -- холодно пришел на исповедь; священник-поэт увлек меня, мы расстались тронутыми, я каялся, обличал себя и клялся исправиться; он молился обо мне -- и не для формы. Вот первая минута. В молитве провел я время до причастия; прихожу в церковь, подхожу к дарам, в то же самое время женщина подняла маленького ребенка, и священник сказал: "Причащается раб божий Александр", и прибавил: "И раба божия Наталия". Вы это понимаете, толковать нечего -- это вторая минута. Третья -- обедня в праздник, архиерейская служба. Да, греческая литургия -- поэма, это мистерия и драма высочайшая. Вот идут четыре дьякона на четыре конца мира проповедовать евангелие, вот его наместник в прахе молит бога благословить жертвоприношение. Но прежде он у ног клира, который целует руку его, потом у ног народа -- чистым идет к престолу. Это высоко! Маститый старец выходит из алтаря, то есть с востока, как Геспер, и говорит западу: "Христос воскресе!" Тысячью голосами подтверждает запад, говорит югу, северу -- и север и юг подтверждают. Тогда старец обнимает и целует клир, целует всех, и все целуются, все ликует. Искупление мира совершилось! Поверите ли, что я совершенно увлекся поэзией литургии и так от души целовался с священниками, как сын с отцом. О, вот каким хотел Христос человечество, чтобы весь род человеческий обнялся и прижался бы к его неизмеримому сердцу! Весь род человеческий должен любить друг друга, как я и Наташа любим {Влияние мистицизма Витберга было так сильно на его "вятского друга", что в это время Герцен написал исторические сцены в социально-религиозном духе. В некоторых из них представил борьбу древнего мира с христианством; тут апостол Павел, входя в Рим, воскресил мертвого юношу к новой жизни. Одна из этих римских сцен помещена в 29 главе "Из дальних лет". (Прим. Т. П. Пассек.)}.
А что они сделали, люди? -- Снисхождение! они еще поправятся, они дети, будут взрослые.
Ну, еще новость. Из прошлого письма вы могли догадаться, что я виделся с Наташей; это было в седьмом часу утра, на полчаса. Она требовала, чтобы седьмой час каждого дня был посвящен молитве. Я исполнил волю посланницы божией -- и, поверите ли, никогда не просплю седьмого часа и теперь так привык, что, как проснусь, рука поневоле складывает крест и уста поневоле начинают молитву. Моя молитва проста, одна благодарность за то, что существует ангел, -- больше ничего. Потом часто опять засыпаю.
О, какое необъятное расстояние между моей вятской жизнию и здешней. И сухая мысль о славе падает, и все, все обращается в одну светлую область любви.
Мы умрем от любви.
Желал бы умереть в самое то время, когда кончится венчание, тут, в церкви, тут, перед престолом, -- или нет, выйти на воздух. Природа та же церковь, но зодчий-- бог. Моя фантазия делается шире, а ум -- глупее. Хороший признак. Обнимаю вас, как сын".
Свободное копирование
