Для рассмотрения ревизии Стрекалова был высочайше учрежден комитет. Результатом комитета было высочайшее повеление 1827 года 16 апреля о закрытии комиссии сооружения храма и отдача членов комиссии под суд московской уголовной палаты.
Присланные из Петербурга чиновники контроля, больше по догадкам и соображениям, как писал об этом Рунич, насчитали до девятисот тысяч разного рода растрат и передач во вред казны.
Действительные же выгоды, как-то: при покупках имений, заготовлении леса, строении барок и проч. были скрыты.
Ревизия была представлена на высочайшее внимание государя, помимо мнения государственного контролера, и передана сенату.
Дело это тянулось около десяти лет и окончено в 1835 году. Все лица, бывшие под судом, в том числе и Витберг, признаны виновными "в злоупотреблениях и противозаконных действиях в ущерб казны".
В вознаграждение таковых ущербов, исчисленных до пятисот восьмидесяти тысяч рублей, описаны были имения подсудимых {Находились под секвестром. (Прим. Т. П. Пассек.)}; Витберг в том же 1835 году был сослан в Вятку.
Решение дела было для Витберга страшным ударом,-- он не ожидал его. Великий художник был уверен, что будет оправдан и даже вознагражден.
История построения храма Витбергом и все течение этого дела соединены, хотя не ясно, с воспоминаниями моего отрочества и юности, об этом деле я слыхала частые, горячие разговоры в доме Ивана Алексеевича, особенно с того времени, как замешались в него его личные интересы, вследствие взрыва порохом мраморных гор и камня в Васильевском. Взрыв, рассказывали, был неожидан и так ужасен, что на селе у крестьян и в барском доме вылетели из окон стекла и пошатнулись некоторые из старых построек. Громадные глыбы камня и мрамора версты на две завалили поле и берега Москвы-реки. Живши в Васильевском, мы иногда ходили среди этих развалин, дивились их величию, и каждый раз при этом приходилось слушать повторение печальной истории постройки храма Спасителя на Воробьевых горах. Чтение записок Витберга, соединившись с моими воспоминаниями, вызвало у меня желание попространнее поговорить об этом времени, об этом замечательном обете императора Александра Павловича и о величественном плане храма Спасителя, возникшем в религиозной душе художника, так дивно совпавшем с идеалом храма, жившим в душе государя.
Сверх того, впоследствии с художником-страдальцем судьба сплела довольно тесно судьбу товарища и друга моих дальних лет -- Саши, что можно видеть из приложенных здесь нескольких писем его к Витбергу.