К этому времени по Половинке и управлению лагерей, которое находилось в г. Кизеле, распространились слухи об опытных врачах, а до этого там вообще не было никаких врачей. Поэтому все начальники и их близкие стали пользоваться нашим "присутствием" в зоне, чтобы пригласить к своим больным. Первым из нас получил приглашение мой хирург друг Гоги (Георгий Васильевич Гельдиашвили). Он осмотрел жену какого-то начальника, его хорошо угостили, кое-что дали с собой. Но самое интересное то, что у него спросили: "Вы курите?". Он не растерялся и ответил: "Я куру, и мой друг курит!".
Поэтому ему дали две пачки папирос, в то время как он был некурящим. С тех пор ходила у нас поговорка: "Я куру и мой друг курит!". (Гоги говорил по-русски с акцентом). В то время я еще курил, но в основном махорку, которая, можно сказать, "драла" мне горло и легкие, а тут, благодаря находчивости Гоги, я сразу "заимел" сразу две пачки хороших папирос!
Я, как и Гоги, еще не был проверен, и мы жили в зоне, где находился противотуберкулезный лазарет, где и я работал. Однажды из Кизела прислали за мной, чтобы я явился к главному инженеру шахтного управления. За мной пришел автоматчик в полушубке с шапкой ушанкой и "пригласил" следовать за ним. Я тоже был тогда в полушубке и в шапке ушанке, в валенках. Морозы стояли лютые. Нам предстояло прошагать 13 км. до Кизеля. Мой конвоир, по национальности калмык, приставил автомат почти вплотную к моей спине и всю дорогу командовал: "право-ходи", "лево-ходи", "чево-бежишь", временами хватал меня за рукав и резко тянул к себе, боясь, что я сбегу! А бежать-то некуда, это равносильно самоубийству. Пока прошли эти 13 км., я замучился не столько от дороги, сколько от моего конвоира. Наконец, пришли на квартиру главного инженера, фамилию которого я, конечно позабыл. Это была большая квартира с высокими стенами в одноэтажном доме. На стенах висели прекрасно исполненные масляными красками картины в хороших позолоченных рамах. Как оказалось, это работы жены главного инженера - художницы. Инженер принял меня очень любезно, посадил около своего письменного стола, начал расспрашивать, но вдруг заметил, что мой конвоир сидит рядом и держит автомат в руке. Он сухо спросил: "А вы что здесь делаете?". Автоматчик сначала смутился, затем браво, показав на меня, ответил: "Я охраняю его". Тогда инженер предложил: "Здесь вам нечего делать! Выйдите на кухню, там вам кушать дадут!" Когда конвоир ушел, инженер сказал мне: "Ишь, какой: раскрыл рот и слушает, о чем мы говорим!".
Я рассказал ему, как он сопровождал меня, боясь, как бы я не сбежал. Инженер долго не мог успокоиться от смеха. Так непринужденно протекала наша беседа. Затем я приступил к исполнению своих обязанностей как врач. Я установил, что он страдает от нервно-аллергической экземы, сделал соответствующие назначения, выписал лекарства и хотел было уйти, но инженер настойчиво предложил мне поужинать с ним. Блюда еще не были внесены, как он стал расставлять бутыли с крепкими алкогольными напитками. Я его категорически предупредил, что ему абсолютно противопоказано применение алкоголя даже в самых малых количествах. Он, убедившись из моего рассказа, какой вред может нанести алкоголь его здоровью и как долго может затянуться его болезнь, сказал, что он больше пить не будет, но настойчиво просил, чтобы я обязательно выпил. Такого ужина я не видел более трех лет, поэтому с удовольствием поужинал и позволил себе выпить две рюмки водки, от которой почти опьянел. Хорошо, что главный инженер организовал мне транспорт на обратный путь.