Чем дальше продвигался наш эшелон, тем скорее жара сменялась холодом, а когда проехали Киров, в вагонах стало так холодно, что пришлось заделать искусственно вырезанные "ветровые отверстия". Давно уже поезд не останавливался, и мы не имели горячей пищи.
На станции Буй предупредили, что поезд будет стоять полчаса, и мы сможем готовить себе горячую пищу из имеющихся продуктов. Для этого нужно разводить небольшие костры около своих вагонов (отходить от них строго воспрещалось, под страхом быть застреленным). Дров для костров нам, конечно, не давали, мы должны были собрать случайно завалявшиеся около вагонов щепки. А их почти не было. Но все же "голод - не тетка", пришлось готовить "горячее блюдо". Исмаил собирал разный горючий и полугорючий материал, я, лежа на земле, дул и дул в дымящийся костер, над которым был пристроен мой котелок из дома смерти Минского лагеря. В нем находилась солонина около 300 граммов, с изрядной долей кости. Костер не разгорался, глаза мои сильно слезились и покраснели. Когда уже близка была надежда, что костер разгорится (а времени до отправки поезда было yжe мало!), ко мне подошел Шалико Парцхаладзе, стал над моей головой и сказал: "Доктор Акопов! Как же это ты говорил, что на Родине будет хорошо?!" Я поднял голову, посмотрел на сердитое лицо Парцхаладзе и ответил:
- Как ты можешь, Шалико, не понимать, что переживаемые нами беды - это дело небольшой группы лиц, которым поручено сопровождать нас? Потерпи, больше терпел, пройдут эти горькие обиды, и будем вспоминать, и смеяться над ними.
Парцхаладзе своим вопросом напоминал мне мои слова, высказанные неоднократно в Санокском лагере после появления лживой, но единственной газетки "Клич", которую немцы разрешали нам читать в плену. За чтение же немецких газет, как ни странно, сажали в лагерный карцер! В передовой этой газетки, под названием "Возврата нет!", говорилось, что пленных, вернувшихся на Родину, якобы расстреливают. Я разоблачал эту ложь и говорил, что мы должны вернуться на Родину, как только сможем бежать из лагеря! Я вернусь, если даже буду знать, что меня расстреляют! Эту же установку распространяли все наши подпольщики. Вот о чем решил напомнить мне Парцхаладзе в горькую минуту, когда костер не горит, отходить от вагона, чтобы собрать сухие щепки, не разрешают, а поезд скоро уйдет, и мы останемся голодными. Так и получилось: наш "суп" не сварился, конина, солонина стала горячей, но имела упругость резины и ее невозможно было разгрызть. Нужно было не менее часа, чтобы она стала съедобной, но раздалась команда "По вагонам!", и поезд помчал нас дальше на Север! Да, не повезло нам с нашими конвоирами и "снабженцами". Особенно после Москвы мы стали чувствовать, что наши пайки не доходят до нас в полной мере, когда на одной из станций наши представители об этом сказали конвоирам, те отобрали продукты, а ребят (одного матроса и одного летчика) посадили в вагон уже отходящего поезда и заперли. Когда же прибыли на следующую станцию, наши "снабженцы" пригласили их, взвесили при них продукты и "доказали", что их не только не хватает, но даже больше, чем нам полагается! (Спрашивается, откуда же они всю дорогу брали продукты для продажи?). Таким образом, дополнив недостачу в продуктовом вагоне, снабженцы "уличили" в клевете наших представителей и избили порядком. Но они особенно не унывали.