Мы прошли уже полпути, как вдруг я заметил у дома лесника группу немецких солдат. Не успел оглянуться, как мы оба оказались в кустах по разные стороны дороги. Потом Исмаил перешел на мою сторону, и мы продолжали путь, укрываясь за кустарниками. Вдруг сзади услышали пение родной "Катюши". Посмотрев друг на друга, стали пробираться на звук, и увидели трех "певцов", сбежавших из лагеря. Как только они подошли, мы набросились на них:
- Как вы смеете беспечно прогуливаться по дороге, распевая громко русские песни?!
- А что нам, доктор, свобода пришла! - с гордостью произнес подвыпивший Гриша, мой бывший больной по лазарету.
- Но ведь кругом немцы! Только что мы заметили их солдат, - сказал я.
Товарищи щедро угостили нас теплым крестьянским хлебом, напоили молоком. Мы указали им, где находится наша группа. Они направились туда, а мы - к дому лесника, теперь с целью разведки. Естественно, шли бесшумно и держась леса.
Уже смеркалось, когда мы с Исмаилом с величайшей осторожностью подошли к дому лесника, залегли за бугром и, затаив дыхание, услышали отчетливую немецкую речь. Сомнений уже не было: дом занят немцами. Но зная их привычки, мы решили, что с наступлением темноты они уедут, а мы войдем в дом, попытаемся узнать, можно ли установить связь с партизанами. Хотя всякий раз мы задумывались, являются ли эти партизаны нашими или сочувствующими, или это польские националисты, да еще проанглийской ориентации. Это надо было выяснить. Не успели опомниться, как вдруг, наряду с лаем овчарок, услышали команду: "Фоер! (огонь!)", после чего раздался сильный взрыв. На мгновенье сперло дыхание, под нами задрожала земля, а раскаты взрыва еще отдавались по горам и ущельям. Однако это было лишь началом, за которым друг за другом вновь следовали слова команды "Фоер!", один за другим, раздались еще семь взрывов. Затем воцарилась тишина, но мы продолжали слышать голоса немцев и лай собак. Мы были очень близки к ним, лежали непосредственно за бугром и, если бы ветер дул не от нас, то, конечно, собаки нас учуяли бы.
- Что это за взрывы? - спросил Исмаил.
- Может, дальнобойная? Но ведь Перемышль еще у них в руках, - ответил я.
- Куда же они бьют в таком случае? Вряд ли у них есть артиллерия, которая поражала бы на расстоянии 60 километров.
Осторожно мы поползли на вершину бугра, и нам открылась такая панорама: поваленные на дорогу громадные деревья и с обеих сторон что-то копают. Мы тут же поползли назад и спрятались в кустах, понимая, что если собаки почувствуют нашу близость, то нам не уйти. На этот случай приготовили щепотки табака, острый перочинный нож и палку. Собаки продолжали лаять, но не подходили. Потом совсем стемнело. Так, с трепетом в сердце, мы лежали в кустах до 11 часов вечера. Немцы почему-то не уходили. Мы решили уйти сами, пока не будем обнаружены.
Стараясь не производить шума, мы решили вернуться к своим и пошли на север, время от времени наступая на сухой валежник, который ломался под ногами с сильным хрустом или, может быть, так нам казалось. Идти ночью в лесу, заросшем кустарниками, очень трудно: мы сбились с тропинки, шли наощупь, лица и руки цеплялись за стебли и колючки. Мы ничего не видели в темноте и старались руками беречь глаза. Прошло около двух часов, а мы не прошли и четверти пути. Сильно утомились, были совершенно мокрые от пота, хотя в лесу было прохладно. Когда стало невозможным двигаться, залегли плотно друг к другу, чтобы экономить тепло наших тел. Хотя было уже холодно, мы заснули.