Звезды начинают бледнеть, сырость после вчерашнего ливня проникает в палатку и за хворостяной оградой шакалы дают свой утренний концерт. Пять часов утра -- конвойный двор просыпается; теперь нет уже того подавляющего количества верховых лошадей, офицерских, вспомогательных и грузовых мулов, когда каждый казак смотрел за 4-5 животными, а 15-ти саженная коновязь была плотно уставлена лошадьми и мулами.
Офицерские мулы живут при офицерах, грузовые, конвойные и запасные отправлены на траву под надзор Азач-Гезау и ранним утром на коновязи стоят и дрожат в ожидании солнца семнадцать лошадей и одиннадцать мулов. День идет по расписанию и начинается с чистки.
В мою холодную, но уютную палатку доносится характерное шурханье щетки, выколачивание скребницы о камень и восклицания -- "тпру, да стой ты непокорная!" но кто этим чисто казарменным возгласам, так напоминающим утро на Обводном канале, присоединяются еще и новые благоприобретенные чисто африканские "тау! тау!".
-- "Ступай собирай лошадей на водопой", басит фейерверкер Недодаев, толстяк малоросс, любимец абиссинцев.
Водопой шагах в трехстах. Это маленькая река с каменистым руслом, что бежит через Аддис-Абебу. На водопой ведут попарно -- лошадь и мул. Затем чай и хлеб фурно. В семь часов утра начинается конное ученье.
Наш манеж не блещет ни красотой, ни удобством -- это чуть покатая ровная полянка шагов сто длиною и сорок шириною. Смена из четырнадцати человек подобрана довольно пестро: передняя шеренга лейб-казаки на серых лошадях и уральцы на вороных -- задняя атаманцы и артиллеристы на гнедых и караковых.
Лошади на повод мягки и понятливы, но весьма немногие идут в поводу. Ни шенкеля, ни даже хлыст не заставили этих зацуканных, задерганных на остром мундштуке лошадей принять повод. Но пока идет сменная езда, пока лошади описывают вольты, пока голубые вторые нумера сходятся, расходятся и переплетаются с красными первыми -- все идет хорошо.
Собравшаяся кучка черных зрителей в грязных шамах и подштанниках, сидящая на земле у края манежа и состоящая наполовину из ашкеров и "фарассанья" (кавалеристов), громкими возгласами "ойя гут" -- "малькам москов" выражает свое удовольствие. Езда взводом (всего в семь рядов), когда из развернутого строя, идущего рысью, галопом вылетают пестрые ряды и снова строятся по три, по шести, в тишине и молчании, спешивание на полевом галопе, батовка и рассыпной строй производят громадное впечатление. Но вот подходит время джигитовки...
Я люблю смотреть джигитовку, когда круглый и сытый степной маштак, распустив косматую гриву и пышный хвост по ветру, мчится по зеленому полю, а красавец казак, заломив голубую фуражку свою на темные кудри, плавно сгибается назад и порывистым движением пальцев и кисти хватает брошенный платок и, поднявши, рубит и колет своим палашом... Я люблю смотреть, когда степной конь, ничего не боясь, по прямой линии мчится вперед, а казак, стоя на алой подушке ногами, фланкирует длинным копьем. Там удалая казачья лошадь, смелый и лихой казак слились в одно целое, поняли друг друга и друг с другом соединились...
Но когда слабым галопцем, еле бросая жидкое тело свое и изнемогая под русским богатырем, скачет абиссинская кляча и казак, спрыгнув с нее, валит лошадь своей тяжестью, когда слабогрудая, беззадая обезноженная варварской выездкой лошадь не может помочь своему хозяину и каждую минуту хочет остановиться -- грустно, тяжело, и жутко смотреть на такую джигитовку. Жалко таких молодцов, как Терешкин, Любовин, Крынин, Архипов, Изюмников, Щедров и не отставшие от казаков лихачи Недодаев и Полукаров.
Пришлось сократить джигитовку, пришлось выбрать надежнейших людей и лошадей, а из остальных составить группы...
Конное ученье кончено. Усталые лошади бредут на коновязь...
Час перерыва и пеший строй и гимнастика. Со смехом и шутками идет чехарда, стена валит стену. -- "Недодай, навались! Духопельников не сдавай"... Одиннадцатый час -- солнце высоко, люди идут на работы. Знаток абиссинского языка уралец Сидоров седлает коня ехать на "габайю". Мягкий баритон его разливается по двору целой абиссинской речью, с которой он обращается к конвойным слугам Адаму и Вальгу.
Кривошлыков из кипарисных досок мастерит шкап, остальные забрали лопаты и идут за дерном.
Свободное копирование
