В наследство от бабушки нам досталась старая, сшитая еще до революции, бархатная шуба с лисьим воротником. На деньги, полученные за нее, мы могли бы прожить несколько месяцев. Однако этому помешали два эпизода, которые чуть не погубили нас.
Прошло уже некоторое время после организации еврейского гетто в Харькове. Я разговаривал с соседским пареньком моего возраста у двери нашего дома, когда во двор вошел полицай. «Нет ли здесь где-нибудь евреев?» — обратился он к нам. «Есть, — спокойно ответил мой собеседник, — в 18-й квартире». Я остолбенел. Это была наша квартира. Полицай тут же вошел в дом. Я не знал, что делать: бежать вслед за ним и стать свидетелем и жертвой убийства или оставаться на месте и присоединиться к маме и Диночке, если их выведут под конвоем. И я остался на месте. Ожидание казалось мучительно долгим, хотя прошло, вероятно, не более пяти минут и в дверях показалась Мария Максимильяновна — подруга мамы, которая, оказывается, в это время была у нас, за ней шел полицай, а за ним — мама. Увидев меня, она сразу же протянула ко мне руки и увела домой. «Это счастье, что у нас сидела Мария», — сказала мама. Второй раз Мария Максимильяновна спасала нас от смерти. Первый — она была свидетелем в бургомистрате.
Этот случай напугал наших соседей, и на следующий день они вошли к нам шумной толпой, требуя, чтобы мы покинули этот дом, обещая в противном случае выдать нас немцам. На документ они не обратили ни малейшего внимания, а мольбы и просьбы мамы войти в ее положение (двое детей, отсутствие денег, зима) они просто не желали слушать. Своя шкура дороже!
Таким образом, надежда на то, что бабушкина шуба сумеет хоть на какой-то срок поддержать наше существование, тут же развеялась. Деньги ушли на ордер, переезд, устройство на новом месте.