В начале декабря нас отвели в резерв, и полки разместились в районе местечка Ботошаны.
По какой-то непонятной причине на меня свалилась напасть — началась глазная болезнь. Сперва появились ячмени. Лечился я по советам солдат: завязывал суконную нитку на указательном пальце, плевал через плечо, прикладывал к глазам тряпки с чаем, применял и еще много других «патентованных» средств. Ничто не помогало, нижние веки гноились, зрение слабело.
Следовало пойти в полковой околоток, но вырваться нельзя. Командир батальона штабс-капитан М. А. Ушаков временно убыл в тыл и оставил меня, произведенного к тому времени в поручики, заместителем. Пришлось ждать его возвращения.
Вечерами в просторной землянке батальонного собирались офицеры. Все мы были молоды, все, как тогда говорили, «простолюдины». До поздней ночи вели бесконечные, зачастую наивные, путаные, утопические разговоры о судьбах России, о новой жизни.
Как-то, это было во второй половине декабря, числа двадцатого, вот так же. мы сидели вокруг стола, разговаривали. Вдруг поднимается телефонист, протягивает мне трубку:
— Господин поручик, командир дивизии вызывает командира полка. Будет серьезный разговор.
Я взял трубку и слышу голос генерала А. П. Семенова:
— Хочу обрадовать вас, полковник, новостями.
— Слушаю, ваше превосходительство, — ответил заменивший Никитникова командир полка Г. Н. Максимов.
— Получен декрет народных комиссаров об упразднении в армии чинов и орденов. Приказывают также провести выборы командиров.
— М-да… Новости, что и говорить, малоприятные.
— Ваша правда, полковник, — продолжал генерал. — Но приказ есть приказ. Инструкция вам послана, думаю, к утру вы ее получите. Надо принять меры, чтобы реформа прошла в дивизии без инцидентов. Поступили сведения — кое-где уже пролита офицерская кровь.
— Когда это должно быть проведено? — спросил Максимов, делая ударение на слове
«это».
— Начиная с завтрашнего дня…
Разговор давно уже кончился, а я все еще стою с трубкой, задумавшись, не в силах сразу уяснить всю значимость происходящего. Офицеры выжидательно смотрят на меня.
— Что случилось? — спросил наконец Шпаченко.
— Завтра все снимем погоны. Будут выборы ротных, батальонных, полковых командиров,
— ответил я и пересказал услышанное.
В землянке началось столпотворение. Большинство офицеров бросились пожимать друг другу руки, некоторые кричали «ура». Потом кто-то предложил:
— Качать командира.
И действительно стали бы качать, если бы землянка была повыше. А так просто положили меня на койку и приподняли раза два.
Когда немного успокоились, некоторые сразу же взялись за ножи, чтобы срезать погоны. Я отсоветовал.
Предложил дождаться приказа и сделать это перед ротами.
Ночью долго не мог заснуть. Лежал с открытыми глазами и все думал. Завтра предстояло событие, которое перевернет наши судьбы. Оно коснется всех офицеров, и меня тоже. А я успел полюбить военную профессию и решил было посвятить ей всю жизнь. Даже фронтом, неизбежными трудностями и опасностями войны не тяготился. К солдатам привязался, и они отвечали мне уважением. Надеялся быть полезным народу в качестве офицера. Теперь эта мечта отпадает. Но ничего, смогу принести пользу, работая и учителем. Только, что станет с армией? Не ослабит ли намеченная демократизация нашего фронта? Впрочем, новое правительство знает, что лучше.
Свободное копирование
