Осенью 1917 года положение в окопах резко ухудшилось. Продовольственный паек сократился. В неделю было введено по 2–3 постных дня. Вместо гречневой каши нас стали ежедневно кормить чечевицей. И она так всем надоела, что про нее сложили даже частушку:
Если сварят чечевицу,
Отдадим и Черновицу.
Если будет каша,
Ватра-Дорне станет наша[Город Ватра-Дорне был по ту сторону фронта, а Черновицы — по эту.] .
Я посылал в деревню денщика и на свои деньги покупал для солдат кукурузную муку, из которой пекли лепешки, варили мамалыгу. Говорят, что мамалыга — вкусное питательное блюдо. У нас же, без приправы и жиров, она только пучила желудки.
В ноябре стало известно, что уже полмесяца назад Временное правительство свергнуто и в стране установлена Советская власть. Сведений о новой власти поступало немного.
Нам совершенно перестали доставлять газеты. Командующий Румынским фронтом генерал Щербачев, которого в России скоро стали называть «Калединым юга», принял все зависящие от него меры для недопущения в войска «большевистской заразы». Прибывший из Петрограда комиссар фронта С. Рошаль был растерзан щербачевцами.
Нас загнали еще глубже в горы, куда шла только пешеходная тропа. С продовольствием стало совсем плохо. Хлеб приносили в мизерном количестве, и его делили с ювелирной точностью.
Поручалось это солдатам, известным своим глазомером и честностью. Бывало, придешь во взвод, когда туда поступил хлеб, и с болью в сердце смотришь, как его делят.
Солдат тщательно измеряет каждую буханку шпагатиком, затем высчитывает размеры порций и нарезает их. А вокруг него стоят все остальные и внимательно наблюдают.
Но вот наконец порции готовы, многие из них с маленькими кусочками — «довесками».
Казалось, дележ проведен точно. Но и это не все. Солдаты добиваются абсолютной беспристрастности. Один из них отворачивается. Другой показывает на порцию:
— Кому?
— Иванову! — отвечает первый.
— Кому?
— Петрову!
А получив свою порцию, каждый стремится растянуть ее на завтрак, на обед и даже чтобы осталось чем «заморить червячка» перед сном. Но начинается завтрак — и от благих намерений не остается и следа. Большинство сразу съедает большую часть пайка.
У офицеров было не лучше. Изучив «опыт» солдат, мы так же делили свой хлеб.
Словом, было голодно, тоскливо и нудно. В России происходили серьезные события, а мы о них не знали. Только изредка телефонист из штаба полка ночью сообщит по секрету приятелю — ротному телефонисту, что услышит сам, а тот утром поделится новостью со мной. В большинстве своем такие сведения были малозначительны и не всегда точны.