Обращаюсь к нашим представлениям о Вселенной.
Возьмите Микроскопию и Астрономию. С одной стороны, вокруг и внутри нас невидимые простым глазом живые существа. С другой -- над нами, весьма плохо видимые в сильнейшие телескопы нескончаемые планеты, несравненно более интересные и значительные, чем Земля.
Микробы могут убить человека. Когда горит наша кровь, надо истреблять микробов, то есть спасаться, убивая их. В таких случаях я часто говорил доктору: "Хорошо. Я спасусь. Но ведь они погибнут. Справедливо ли это? Возможно ли? Чем я лучше и важнее их?" Впрочем, про себя я думал: "Если я на этот раз останусь жив, то лишь по воле Божией. А от тех микробов, которым суждено меня в конце концов одолеть, никто меня не спасет". Кстати, Вл. Соловьев отрицал всякое лечение, ибо, как он говорил, "болезни от Бога"...
Астрономия ведет в другую тайну. Земля -- пустяк. Небо бесконечно... Я уверен, что каждый астроном ближе к Богу, чем любой священник. Не допускаю, чтобы Глазенап, пишущий в "Нов<ом> времени", принадлежал к какой-либо политической партии. Однажды, когда я защищал Розанова по литературному делу, в перерыве заседания мы разговорились. Я ему сказал:
-- Недавно Глазенап напечатал у вас поразительную вещь. Вы не заметили? Он пишет, что через 220 тысяч лет звезды "Большой Медведицы" будут видны с Земли на 1/10 более крупными против их теперешней величины. Через двести тысяч лет! Подумайте! Ведь тогда не только Эртелева переулка, но никаких следов России, и даже памяти о ней не будет! Ведь этакое известие, как динамит, взрывает всю "редакцию"!.. -- Розанов был ошеломлен и долго смеялся, повторяя с наивным детским смехом: "динамит, динамит!"
Мои думы о Вселенной невольно подрывают для меня легенду о "сотворении" и о "кончине мира". И вот почему. Уж слишком это похоже на нашу человеческую ограниченность. Выше я назвал Бога Творцом, следуя библейской терминологии. Но для того, чтобы это признать, нужно допустить, что сперва ничего не было, а затем явился Бог и "сотворил". Мы привыкли видеть, что всему есть начало и конец. Нашу природную узость мы переносим на Бога. Мы даже вообразить себе не можем что-либо такое, чему бы не было начала. А ведь Он "Предвечный"! Ему нет начала. И пустоты перед Ним не могло быть. Да и сам Бог не личность. Он -- нечто Непознаваемое, без начала и без конца. От одной этой мысли охватывает ужас! Вселенная всегда была, всегда будет!.. Люди сочинили "надзвездный мир" совсем по-своему, -- какой-то потолок над Вселенной, за которым помещается "розовый и голубой" рай... Но у Вселенной нет пределов. И это новый непостижимый ужас!
На крыльях моей мысли, -- не нуждаясь ни в тургеневской "Эллис", ни в "аэроплане", -- я облетаю Вселенную. Миры мелькают передо мною... Для меня исчезли расстояния между ними... Густая метель звезд... Ни вверх, ни вниз, ни во все стороны концов не видно... Меня охватывает безумие! Я содрогаюсь от своего ничтожества, беспомощности и безнадежности. Нет центра, нет вершины, нигде нет Бога!..
Не было начала. Нет и не может быть всему этому конца...
Помню, моя несчастная Маделена бредила "кончиной мира". Ей всюду виделся огонь. Арестанты в цепях казались ей грешниками, отправляемыми в ад. В ее дивных глазах светилось глубочайшее, нечеловеческое страдание. При ней, для успокоения, сидела добрейшая З.А. Венгерова, которая вынуждена была ей поддакивать.
Онаспросила:
-- Alors c'est la fin du monde?
-- Oui, c'est la fin.
-- Alors le monde va finir?
-- Mais oui, il va finir.
-- Et qu'est ce qu'on fera ensuite? {*}
{* -- Значит, это конец света?
-- Да, конец.
-- То есть конец света вот-вот наступит?
-- Да.
-- И что же потом? (фр.).}
Венгерова говорила мне, что от этого вопроса она совершенно растерялась...
Где же Бог?