Школа местечка Шумячи стоит того, чтобы о ней поговорить отдельно. В однообразном существовании местечковых детей она была окном в мир. Всю жизнь я слышала от родителей рассказы, полные теплого юмора и благодарности школе и учителям. Видимо, они действительно любили своих учеников и отдавали им всю душу. Школа была разнонациональной, все местечковые ребята учились в одних классах. Преподавание велось на русском языке, и еврейские дети стали быстро и правильно говорить. Я не представляю себе, как строилась программа обучения, так как в школу пришли дети разного возраста и уровня подготовки, но приблизительно к 16 годам они благополучно получали свидетельства об окончании девятилетки.
В школе работало множество кружков: литературный, драматический, химический и т. д. Выпускался рукописный журнал, ставились спектакли и «живые картины» в пожарном сарае, который заменял местечковым жителям клуб. Каждый спектакль собирал полный «зал».
После уроков ребята не торопились домой. По вечерам собирались в классе у растопленной печки, учителя читали вслух книги, преимущественно русскую классику. Ведь дома книг не было почти ни у кого. Каждый ученик, приходя на вечерние посиделки, приносил из дому полено для печки.
Мои родители принимали самое активное участие во всех школьных делах. Особенно охотно сочинял всякую всячину для журнала мой папа. Но его увлекали самые разные вещи. Так, мама рассказывала, что папа поспорил с товарищем, что сумеет выдрессировать своего кота. Эта затея кончилась для несчастного кота трагически, а острая на язык мама сразу сочинила на эту тему такой стишок:
//Он естественный испытатель
И кошачий преподаватель.
Решил кота он научить
Как сам на двух ногах ходить,
По-человечьи говорить
И с ним же в обществе быть.
Он в башлык кота сажает
И по воздуху катает,
Катал его до тех пор он,
Пока из него дух ни вышел вон.
Так удалось ему, Соломону
Кота отправить в царство Плутона.//
Папа был ужасно обижен. Когда мама на другой день вошла в класс, ее встретила ватага мальчишек, которых папа подучил спеть частушку:
//Глаза горят, какая злая!
Это Шендерова Хая.
Жура, жура, журавель,
Журавушка молодой!//
А после уроков папа даже слегка поколотил маму, в чем пришлось разбираться строгой бабушке Генесе.
Другие затеи папы тоже не всегда кончались успешно. Так, он смастерил какой-то простейший радиоприемник, водрузил на крыше дома Локшиных высокую и довольно толстую палку — антенну, и по местечку разнесся удивительный слух: «Этот сорванец, внук Кени, говорит, что он может у себя дома слышать, что говорят в Москве! Он совсем сошел с ума!»
Первый сеанс радиосвязи был назначен на воскресный день. В этот день, как всегда, базарная площадь была полна народа. Плотно стояли возы с картошкой, мукой и т. д. Но вдруг поднялся сильный ветер, и самодельная антенна упала на круп одной из лошадей. Лошадь встала на дыбы, поднялась паника, лошади рвали постромки, опрокидывались возы, люди кричали и ругались. Так окончилась затея с слушанием Москвы в Шумячах. Но папа на этом не успокоился.
Следующим его увлечением стала химия. В одной из комнат единственного «административного» здания в местечке папа оборудовал что-то вроде лаборатории и попробовал сделать опыт по производству воды из водорода и кислорода. В это время в соседней комнате заседали местные коммунисты. Опыт новоявленного химика кончился взрывом. Перепуганные коммунисты решили, видимо, что на местечко напала какая-то банда (а время было еще тревожное, конец Гражданской войны). Они повыскакивали из окон и принялись палить в воздух из наганов. Естественно, что папе за все его «подвиги» основательно влетало.
Мама училась старательно и хорошо. Особенно успешно занималась математикой. Даже в детстве, моем и брата, она легко справлялась с нашими трудностями, правда, я почти никогда за помощью не обращалась.
Папа же все схватывал на лету, но разбрасывался и к хорошим отметкам не стремился. Лет в 13–14 он стал страстным любителем драматического искусства.
Для этого были свои причины: в школьных спектаклях красивая Хая нередко была главной героиней, а по ходу дела партнер иногда должен был ее поцеловать. Для папы это была единственная возможность не схлопотать оплеуху от гордой девочки.
Свободное копирование
