Ужас погромов все же не обошел семью моего отца. Мне трудно сейчас уточнить, когда и где это было, но отец рассказывал, что пережил погром совсем маленьким. Банда погромщиков ворвалась в хедер, где шли занятия. На глазах отца был убит старый ребе. Отец был ранен, и когда очнулся, увидел себя окруженным мертвыми телами своих маленьких соучеников. Как его нашли, как принесли в подвал, где пряталась бабушка Рахиль с Соней и Натаном, он не помнит. Шрам от раны на спине сохранился у него на всю жизнь. Дедушку Саула погромщики куда-то увели, но ему удалось бежать и разыскать своих.
Когда семья в ужасе пряталась от бандитов, испуганная Циля, которой было лет 15-16, не успевшая выбежать из дома, спряталась под кровать. Девяностолетней слепой старухой, забывающей через полчаса все, что с ней происходит сейчас, она ярко и подробно рассказывала мне о том страшном дне. Погромщики стали проверять, не остался ли кто-нибудь в доме. Они шарили под кроватью штыком. Оцепенев от страха, лежала девочка, почти втиснувшись в стену. И как только комната опустела, она кинулась к окну и выпрыгнула во двор и упала на землю позади шеренги людей, выстроенных во дворе. Это были жители окрестных домов, выгнанные бандитами и ожидавшие своей участи. Главарь, заметив упавшую на землю Цилю, спросил, кто это. Женщины подняли дрожащую девочку и объяснили, что это слабоумная девчонка, она невменяема, они ее знают и просят помиловать. Бандит ударил ее и отвернулся. Так Циля осталась жива и отведена в тот же подвал, где сидела ее семья. Дом их сожгли, и мать с детьми осталась без всяких средств к существованию.
Шла война, уже Гражданская. На Украине бесконечно менялись власти. Семья голодала. Об учебе не было и речи. Выздоравливающий Шлейме — так его имя звучит на идиш — рыскал по городу в поисках пропитания для себя и семьи, где лежал тяжело больной младший брат Натан. Во время своих скитаний он однажды увидел через окно одного из домов что-то вроде студии, где пожилой человек учил нескольких мальчишек рисовать. Шлейме, который очень любил рисовать, замер у окна, полный любопытства и зависти. Художник заметил его и спросил: «Что, хочешь тоже попробовать?» Привел мальчика в комнату, дал какую-то картонку и кусок угля. Получившаяся картинка ему понравилась, и он пригласил Шлему приходить. Папа не знал, что это была за группа, но учитель стал с ним заниматься и даже выхлопотал ему какой-то хлебный паек.
Бедствующая семья решила возвращаться в Шумячи, где жили их родные. Добирались долго и трудно, но все, измученные, голодные, больные, все же оказались в большом доме прабабушки Кени.
Так в школе оказался худой светлоглазый мальчик, в том же классе, куда были приняты и две сестры Шендеровы, две красавицы, чернокудрая, черноглазая маленькая Хая и совсем крошечная, рыженькая Шифрочка, которую в классе прозвали «Полезай в карман».
Когда незнакомый светловолосый мальчик пришел в лавочку за тетрадями, бабушка Генеся сказала на идиш одному из своих детей, помогавшему ей в лавке: «Дай этому гою что похуже». Папа возразил тоже на идиш: «Нет уж, дайте мне хорошие тетради». Бабушка ахнула: «Ты кто же, чей?» — «Внук Кени Локшиной». Так состоялось знакомство. Нужно сказать, что в Москве, в нашей маленькой комнатке в коммуналке на Арбате, бабушка Генеся жила с нами до последнего дня, и папа и бабушка очень тепло друг к другу относились.