В 1935 году мне исполнилось 24 года - хорошее число, хорошая погода, хорошее настроение. I am on the top of my prosperity: очень интересная работа, недурная карьера впереди. Решили справить как следует, пригласили к чаю Сперанских, Татьяну Львовну с друзьями, японцев Умэко и Еси, живших тогда в Шуколове. В саду под липами составили два стола, притащили все стулья и табуретки, заняли чашки у хозяев. На столе три сладких пирога, три миски варенья, две коробки конфет "Ассорти", две бутылки портвейна и огромный арбуз. Лиспет преподнесла мне букетик своего горошка и бутылку керосина (его тогда не хватало), Воталиф Филотидис написал по этому поводу остроумный сонет. Потом я отблагодарила его злободневными терцинами. Т. Л. подарила томик Мюссе. Сидели долго, до заката; провожали гостей вниз. Это был один из самых лучших, если не самый лучший, дней рождения в моей жизни.
Война!!! Все катится вниз. У нас на руках путевки - родители едут в Кисловодск, я на турбазу в Теберду. Пришлось их сдать, стоимость выплатили в рассрочку. Завыли первые тревоги, перепуганные москвичи - те, кто мог, - хлынули за город. Шуколово переполнено, занято все, что имеет четыре стены и крышу. Для нас нашлась одна комната у самой сварливой хозяйки, Настасьи Широковой. У Власовых живут Подгорные. Художник Бируля с дочерью рискнули поселиться в "Савенаре" среди воров и пьяниц; писатель Успенский теснится в чулане у Малашки; одни Кудряшовы на своем месте. Крестьяне в смятении: как нарочно, богатейший урожай - таскать не перетаскать картошку, капусту, зерно... Жить бы да жить в достатке! Надо прощаться с женой и детьми, надо бросать дом, надо убивать, надо умирать... Надо, потому что господа политики, там где-то, в своих дворцах, не сторговались и переругались - ведь не им самим убивать и умирать, народ сделает. В августе взяли Федосея, через месяц убили. Нюша плачет тихо, стыдливо; некоторые бабы по старинке воют. Газет в деревне нет, нацепили на церковь громкооратель - слушаем новости по радио. Ночью видим с горы - на юге, за 50 верст, зарево в полнеба: ну, конец нашему дому со всем содержимым... нет, это горит пенька на пригородном заводе. Или: в полночь вдруг вдоль железнодорожной линии зажглись фонари - что это, распущенность? Вредительство? Предательство? Не знаем. Несмотря на это, дачники перезнакомились - надо же потрепаться о том, что с нами будет.