По вечерам на шуколовскую гору не спеша поднимаются гуськом четыре странные фигуры - два брата и две сестры Величко, все неженатые и незамужние, всегда живут вместе в городе и на даче. Впереди шествует с дубинкой Сергей Вадимович, старший брат в "ермолке" на седом бобрике и в суконной тальме на плечах; брови, глаза и короткие усы черные. Это крепкий гриб-боровик, бывший гусар - сохранил военную выправку, купается в речке до морозов, хотя ему уже за семьдесят. За ним следом идет Валериан Вадимович, длинный старик, голубоглазый с пышными серыми усами. Врач-терапевт, человек, мягкий до нежности, бескорыстный "до глупости", - говорят, он больше половины пациентов лечит даром. Затем следует с палочкой крайне худая, изжелта-бледная Наталья Вадимовна, старша сестра; на ней глухое черное платье до пят, в любую погоду. За ней семенит младшая сестра Зоя Вадимовна - полненькая, круглолицая, краснощекая и добродушная, с веселой улыбкой, в таком же длинном, но сером платье; обе носят белые детские панамки. Все они идут наверх любоваться закатом.
Они купили нижнюю дачу у Арины (где мы жили три дня), починили крышу, истребили клопов, но все равно в ней сыро, ветхо и темно. Встречая их на дороге, здороваюсь, рассыпаясь в приветствиях, так как хочу ближе познакомиться с ними. Это отчасти удалось, они стали принимать меня сперва на даче, потом и в Москве. Живут они в Большом Каретном переулке в глубине двора, на первом этаже того самого деревянного домика, в подвале которого родилась и росла великая артистка Малого театра М. Н. Ермолова. Квартира Величко - настоящий лабиринт, можно заблудиться в узких проходах между шкафами и стеллажами, набитыми книгами: потрепанные бумажные корешки, потускневшее золото обрезов, кожаные переплеты, - хотя никто из Величко не был ученым, это была норма в жилище интеллигентной московской семьи. Протиснувшись, гость попадает в центр лабиринта - большую, но не менее тесную столовую. В середине окруженный шкафами квадратный стол со своими шестью солидными старинными стульями, покрыт скатертью, никаких клеенок! Коллекция редких чашек не за стеклом, а на столе, из них пьют каждый день сами и подают гостям без разбора. Невозможно описать banji - "10 000 вещей" на этажерках, полках и полочках, цветы на окнах, картины и все остальное. Последние носители старорусского духа, московских традиций в 1932 году... Несмотря на свою молодость и недостаток образования в дореволюционном смысле слова, я понимала всю ценность этих людей, уходящих в прошлое вместе со своей культурой, непритворным гостеприимством и бытом. Не решаясь расспрашивать, я так и не узнала подробностей их жизни, на две трети прошедшей в XIX веке: а на что я, дитя нового поколения, могла рассчитывать? И то хорошо, что запомнила их имена, лица и голоса.
Свободное копирование
