20 мая
Вечером в Училище просмотр учебных отрывков. Неожиданно приезжает В.Э. Весь вечер он сидит, надвинув на глаза шляпу (чтобы не светила в глаза лампочка), и потому выглядит веселым и беспечным, хотя нервен и расстроен. Со мной приветлив и ласков, как всегда. В перерывах говорим о разных новостях и слухах. И тут он меня заставил покраснеть. Что-то говорим о Киршоне, и я выражаю удовольствие, что его исключили (или — исключают) из партии. Он молчит. Я что-то добавляю в том же духе. И тогда он говорит: «Не надо радоваться, если при сильном ветре у соседа, вашего недруга, загорелся сарай...» Я смутился, поняв, что сказал глупость, но он после паузы ласково треплет меня рукой за плечо — его привычный жест. <...>
Провожая В.Э., я снова прошу у него найти время для разговора о наших делах. Он рассеянно говорит: «Да, да, обязательно...» — но, кажется, думает о чем-то другом. Идем пешком по очень оживленной предночной улице Горького. Иногда на него оглядываются. От Страстной до Брюсовского путь недолог, и он почти всю дорогу молчит. Говорю один я: идти молча мне почему-то неловко.
У его подъезда он зовет зайти, но как-то вяло, и я говорю: «Поздно, В.Э.!..» — «Да, поздно», — соглашается он тоже как-то вяло. И мы прощаемся.
Свободное копирование
