13 апреля
Днем в театре производственное совещание по «Наташе».
Замечаю, что В.Э. как-то избегает меня. Мне приходит в голову, что З.Н. задумала расправу со мной, как это было когда-то с Басиловым. Повод — мое письмо к ней и ее подозрения в моем «предательстве». Я мог бы не придти на совещание, но Логинова специально предупредила меня, чтобы я был (по линии месткома). На душе погано. В.Э. старается не встречаться со мною глазами. Не знаю, что было задумано З.Н., но получилось вот что. С глупой и грубой критикой пьесы выступил Темерин, и это разозлило З.Н. и, м.б., повернуло ее гнев в другую сторону. Отвечая ему на грани площадной брани, она вдруг говорит, что «критика бывает разная», вынимает мое письмо и читает отрывок из него как образец правильной критики. Я ошеломлен и все тоже. В.Э. бросает что-то писать и поддакивает ей. Я не могу собрать мыслей и отказываюсь выступить. В.Э. говорит хорошо и дважды обращается ко мне за подтверждением. Не могу отделаться от ощущения, что для него похвала мне со стороны З.Н. тоже была неожиданностью. Или — мне показалось, что перед собранием он избегал меня? Так или иначе, но меня, по предложению В.Э., избрали в какую-то комиссию по переделке и уточнению пьесы (это накануне премьеры!) — вместе с З.Н. и Боголюбовым. Не знаю, что мы сможем сделать, но что-то делать надо...
После того, как таким образом повернулось дело в ГосТИМе, я, набравшись нахальства, отправился в редакцию «Советского искусства» к Альтману. Но там я потерпел полное фиаско. Едва я начал говорить о ГосТИМе и Мейерхольде — надо сказать, что он был удивлен моим появлением в своем кабинете, — как он прервал меня и стал говорить о В.Э. так грубо, зло и глупо, что я не выдержал и, наговорив ему резкостей, ушел. Больше мне в сем доме не бывать...
Сколько у Мейерхольда врагов! Но — удивительное дело — больше всего его ненавидят те, кто меньше всего знают, т.е. они ненавидят свое представление о нем, а не его настоящего.
Слух о том, что на днях арестовано несколько десятков крупных чекистов и в том числе начальник охраны Сталина Волович. Вообще-то, это неудивительно: арест Ягоды должен был потянуть за собой многих. Оказывается, Авербах — племянник Свердлова и его сестра, жена Ягоды тоже, стало быть. А один из сыновей Свердлова — видный работник НКВД.
Звонок Берковского. Он предлагает мне написать рецензию в «За индустриализацию» о премьере «Большого дня» у вахтанговцев, причем намекает, что я могу писать, что хочу. Вероятно, он назвал в редакции мою кандидатуру именно потому, что знает мое постоянное отношение к Киршону. Что бы я дал год назад за возможность написать «как хочу» о Киршоне! Но в этой ситуации это почему-то противно. Я терпеть не мог Киршона, но принимать участие в травле его с «гарантией безопасности» не хочется. Впрочем, я согласился посмотреть премьеру и «подумать». Премьера — сегодня. Возьму с собой Машу <...>
Свободное копирование
