15 апреля, вторник
Спокойный день. Единственное событие - ходил к адвокату. Видел по пути какого-то древнего деда в куртке на голое тело и в тапочках на босу ногу. Сразу вспомнил Витю: "Такие кренделя попадаются!.."
Разговор в пенале, точнее, около моего пенала (уже на обратном пути от адвоката). Разговаривают, судя по голосам, два молодых парня - в ожидании разводящего.
"Моя телка письмо мне на днях прислала. С фотографией. Стоит, блядь, посреди моря на борту какой-то то ли яхты, то ли корабля, овца. Надеюсь, пишет, скоро уехать. Она, блядь, на коралловые острова на две недели, а я в Мордовию лет на десять. На мордовские, блядь, острова!" - "А что у тебя за статья?" - "Мошенничество".
Вася совсем оправился. Мы его убедили, что уж из нашей-то камеры его больше никуда не переведут. Это конечный пункт. Подводная лодка.
"Оставь надежду, сюда входящий!" Так что он совсем повеселел и даже позабавил нас новым рассказом о том, как развлекаются солдаты стройбата в Перловке под Мытищами (гм!.. мой бывший депутатский округ, между прочим).
"Ловят крыс у кухни и сажают в ящик или в мешок. А потом обливают их бензином, поджигают и выпускают горящих в толпу людей, идущих от электрички. А там станция большая, людей просто поток сплошной идет.
И в этот поток - горящих крыс! Милицию уже несколько раз вызывали".
Аппетит у него по-прежнему замечательный. Поскольку колбаса у нас уже кончилась, он с удовольствием кушает теперь тюремную баланду.
Берет себе отдельную большую тарелку (мы едим из общей, примерно такой же по размерам), ест и нахваливает. Очень, говорит, вкусно! А потом еще доедает то, что остается после нас. Мы только смотрим и удивляемся. (Вероятно это у него на нервной почве.) Впрочем, репертуар жалоб у него пока не изменился. ("Как же мне плохо!.. Как же я страдаю!..")
Баланду он ест с неимоверным количеством лука. А после лука у него сразу же начинается изжога. А погасить изжогу можно только минеральной водой. ("Жахнешь два-три стакана!..") Так что и наш лук, и наша минеральная вода… Впрочем, не важно.
Вечером Костя что-то долго пишет. Вид у него при этом какой-то настолько странный, что я не выдерживаю и спрашиваю. Оказывается, письмо жене.
- Так ты же к ней и так на свиданку чуть ли не каждую неделю ходишь!
- А она требует, чтобы я ей еще и письма писал. Сама не пишет, говорит, писать нечего, на свиданке все рассказываю, а от меня требует.
- И что же ты пишешь?
- В любви объясняюсь. Я, когда первый срок сидел, ей из лагеря такие письма писал! На десяти страницах. Она потом даже своей матери давала читать - ну, не все, конечно, отрывки… - так та прямо поражена была! Знаешь, говорит, а ведь он тебя действительно любит!
Вообще, тюремные письма - это разговор особый. Тюрьма - это, наверное, чуть ли не единственное место на земле, где в наш телефонно-компьютерный век, век мгновенной и удобной связи, эпистолярный жанр по-прежнему процветает. Пишут здесь много. Много, конечно, канцелярщины: бесконечные жалобы, просьбы, ходатайства; но много и личного: начиная от маляв в соседние камеры и кончая любовными письмами (в том числе, правда, и в женские тюрьмы - тайком от жены).
Короче, ХIХ век какой-то. Или даже ХVШ! "Новая Элоиза", "Опасные связи". "Возвращайтесь, виконт, возвращайтесь!.." Наташа Ростова пишет, блядь, письмо турецкому султану! Впрочем, не обращай внимания. Это я от зависти. Ведь сам-то я любовных писем не пишу. Не умею. Просто не знаю, как это делается.
Р.S. Поздно вечером вернулся Андрей. Злой, голодный и мрачный как туча. Поел, помылся и сразу завалился спать. "Ну, и как?" -
"Как-как!.. Ничего хорошего. Продлили, блядь, еще на месяц. Демоны.
Щас въебут червонец - охуеешь!" - "А чего ты так долго?" - "Да на сборке здесь сутки сидел. Набили полную камеру и даже не кормили, суки. Так вповалку все на полу и спали". Ладно, завтра узнаем подробности.
Свободное копирование
