После того, как наш батальон был разбит, вышедших было всего человек 30. Комиссар собрал всех в один взвод, и нас отвели с передовой в Окуневу Губу, где дней 10 хорошо отдохнули, привели себя в порядок и хорошо подкрепились трофейными продуктами питания. Но эту счастливую жизнь, хотя кое-где и бомбили и раза два подбирались к нам финские разведчики, прервал приказ: выйти на станцию Лоухи и по железной дороге добраться до места формирования новой бригады. Нас выгрузили на станции Сосновец и пешим строем мы за два дня добрались до деревни Лехта у озера Шуезеро. Там расположились в сараях, где хранились лодки рыбаков. Всех ребят взяли в сформированную разведроту, а мы вчетвером: комиссар, Чураков, Шлемов и я остались с комиссаром, якобы нас зачислят туда, куда назначат комиссара. Жили мы хорошо еще недолго. Продуктов своих у нас было достаточно еще из Окуневой Губы. Однажды комиссар объявил нам, что мы зачислены в создаваемый артдивизион разведчиками, где он будет комиссаром дивизиона. Так мы стали артиллеристами.
Дивизион, во главе с комдивом - старшим лейтенантом Фандеевым, расположился по дороге из Лехты на станцию Сосновец в 5-6 километрах в красивом сосновом бору, из которого видно как зеркало озеро Шуезеро. Комиссар Пономарёв и комдив Фандеев мне и Чуракову, как первым разведчикам во взводе управления, который только создавался, поручили уход не только за своими, но и за их лошадьми с амуницией. Петю же Шлемова назначили в связь. Так мы с Митей Чураковым и еще несколькими новенькими стали артразведчиками. Занятия по приборам, стрельбе, подготовке данных для стрельбы проводил помощник командира взвода (как взводный) Иван Иванович Иванов, старший сержант. Сам он из Ленинграда, жил где-то на Васильевском острове, мобилизован недавно. Раньше служил в артиллерии и азы давал нам хорошо на простом языке и главное, что без всякой «билитристики».
Во время формирования дивизиона, мы несли караульную службу, учились и занимались строительством полуземлянок для себя и для командования. Раньше было хорошо: ухаживай за собой и за своим оружием. А тут ухаживать надо за пушками, приборами, лошадьми и так далее, вроде как хозвзвод.
Спустя месяц, когда почти сформировался дивизион, прибыл новый комиссар, бывший строевой артиллерист, высокий, симпатичный, очень приятный, со шпалой на петлицах - Тур Георгий. Когда принял дивизион, пригласили нас с Митей Чураковым, и старый комиссар, прощаясь с нами, как с бывшими окруженцами, сказал: «Новый комиссар просит вас оставить в дивизионе вроде как на память. Мне, правда, разрешили вас троих взять в учебный батальон, но вот командир и комиссар просят оставить. Решайте сами. Как решите, так и будет!». Командир и комиссар Тур улыбнулись и говорят: «Зачем в пехоту? У Саши среднее образование, другие тоже приехали, вы уже настоящие артиллеристы. Да и комдив хвалит. Оставайтесь во взводе!». Пономарёв потом сказал: «Я думаю - лучше оставайтесь. Здесь легче!». Так мы остались артиллеристами, можно сказать, пожизненно.
Комиссар Тур удивительно хорошо подходил к каждому фронтовику. Чаще всего он подкупал любого на откровенный разговор своей улыбкой через симпатичные усики. Забота о человеке видимо у него была в крови. Интересно проводил политзанятия. У него получалось так, что вроде бы ведет беседу на бытовые темы. Например: почему капитализм умирающий? Да потому, что старое растение вымирает, а новое молодое развивается, то есть рабовладение вымерло, а буржуазное на его базе зародилось и развилось, созрев до империализма, где внутри его уже есть зачатки социализма. Когда прогресс капитализма зачахнет, имеющиеся зачатки социализма бурно развиваются: дойдя до точки «кипения», разразится социалистическая революция, так как капиталисты без боя не уступают власть и богатство. Они так же как раненый зверь, даже опасней, чем здоровый. Вот и фашизм, как раненый волк набросился на социалистическое государство, чтобы из последних сил империализма навредить новому обществу правды. От Георгия Тура часто доставалось интендантам, если не во время или не вкусную дадут еду в батареи. Как-то стыдил повара, у которого каша гречневая с мясом пригорела. Он его простым словом довел до того, что тот не знал куда деваться. А закончил комиссар словами: «Ты, кашевар, занимаешься вредительством. Солдатам раздаешь гастрит, чтобы они не могли защищать Родину». Говоря такие слова обвинения сам Тур улыбался через усы. А повар стоял перед нами и комиссаром растерянный, с лицом, белее чем мел.
За свою простоту и доходчивость в беседах любили комиссара, как родного. И в бою он был чаще всего на ПНП (передовой наблюдательный пункт), а ПНП всегда был наравне с пехотными окопчиками или даже впереди их. Он приползет, осмотрит, поговорит, кое-что посоветует и снова уползет.
Так было при прорыве у города Зарау, когда он приползал с двумя разведчиками к нашему НП (наблюдательный пункт). Их обстреляли немецкие автоматчики, один разведчик был серьезно ранен в ногу, а Тур его вытащил из-под обстрела, дотащил до нашего дома НП, сдал санитарам, а сам поднялся на четвертый этаж к нам на НП и после короткого наблюдения через мою стереотрубу посоветовал: «Обратите внимание на те сгоревшие танки, там должен быть корректировщик немцев. До начала общего наступления их надо обезвредить». Так и оказалось. После внимательного просмотра местности около подбитых еще в зимних боях наших танков, мы обнаружили цветные нити провода к телефону. А чуть позже удалось заметить смену немецких наблюдателей, которые выползли с танка, укрылись, видимо, в сплошной ход сообщения до ближнего дома, и там опять вынырнули как из-под земли, и вошли в дом. Все это я записал в журнал наблюдения.
Перед началом прорыва, несколько минут до начала артподготовки, комдив Фандеев попросил уничтожить НП немцев в танке одним снарядом прямой наводкой тяжелой артиллерии. Этот полк тяжелой артиллерии стоял рядом с нашими горняками, тоже почти все на прямой наводке. Так и случилось. Вторым снарядом артиллеристы перевернули наш ранее подбитый танк за пять минут до начала общего артналета. Комдив похвалил меня за то, что нашел немецкий НП, который мог бы, после начала нашей артподготовки, дать точные координаты наших своим артиллеристам и тем самым серьезно увеличить наши потери. Я же ответил, что это мы нашли фашистское гнездышко по подсказке комиссара Тура. А Тур, улыбаясь, разъяснил, что он якобы только посоветовал обратить внимание на танки, а остальное - дело разведчиков. Тут и то он явную свою заслугу передавал нам. Кто же такого начальника не будет уважать? Таких умных советов было много. Иногда мы в затруднениях даже говорили: «Вот пришел бы к нам Тур, он бы уж посоветовал, что лучше и как ...». В конце апреля 1945 года мы подошли к городу Маравски Острова. Перед боем Тур, наверное, побывал во всех батареях и за цигаркой курильщиков говорил: «На днях во многих частях нашего фронта был Клемент Готвальд и просил брать город без артиллерии и авиации, чтобы сохранить город, рабочие поселки и, безусловно, мирных людей. В этом городе несколько десятков тысяч рабочих - коммунистов, которые частично вооружены и помогут изнутри». Это Тур говорил как бы, между прочим.
А фактически самолеты, особенно штурмовики, бреющим полетом действовали на психику немцев, иногда стреляли из пулеметов по скоплениям немецких войск, артиллерия стреляла только по встречным танкам прямой наводкой, без обычной 2-3-х часовой артподготовки, а пехота с приданными им батареями, обтекала город с севера на юг, чтобы создать видимость окружения города. Так рано утром 1 мая, под музыку ружейного, автоматного и пулеметного огня с участием одиноких пушечных выстрелов, мы вошли в город.
Город фактически был цел и невредим, и нам навстречу выходили из домов тысячи людей: дети, женщины и старики с красными флажками в руках и с возгласами «Наздарр!!». Среди них были молодые мужчины с оружием в руках, и каждый старался, стар и мал, вручить букет цветов, красный флажок и поцелуй. Однако нам некогда было любезничать, хотя все восхищались, так как на окраине километрах в пяти разгорался большой бой. Немцы поняли, видимо, видимость окружения города и решили контратаковать всеми силами и вернуть город, но уже было поздно. Наши танки, самоходки, пушки на прямой наводке и даже штурмовая авиация встретили фашистов таким огнем, что после трехчасового боя с большими потерями в живой силе и технике они были вынуждены оставить свои стремления и откатиться назад. И так катились с небольшими боями до самой Праги, бросая на своем пути все, даже раненых.
Сохранение города, притом такого крупного промышленного центра Чехословакии, заслуга не только комиссара Тура. Таких комиссаров, настоящих советских людей, видимо было много на 4-ом Украинском фронте, так как нам не было слышно бомбежек и артподготовки поблизости, километров по пять, слева и справа. Значит, все были предупреждены. Но мы, проходя и перебегая с улицы на улицу, говорили о Туре, как большом гуманисте, хотя он не руководил боем, а комиссарил.
О гуманности, человечности и заботе говорит и тот факт, что когда после Японских дальневосточных боев с самураями мы прибыли на Чукотку, по предложению комиссара Тура все старые вояки находились на привилегированном положении. Например: меня, как секретаря парторганизации взвода, предложил назначить начальником складов артиллерийских боеприпасов, то есть, на офицерскую должность, хотя я был сержант. Я это узнал попозже от него же. Он говорил: «Саша, тебе скоро демобилизация и ты приедешь домой с деньгами. Если солдатом дослуживать, ты денег не накопишь». Вот я больше года в бухте Провидения был «начальником» и действительно на сберкнижке собралось почти десять тысяч рублей. Митя Чураков командовал отделением разведки, хотя разведкой заниматься надобности не было. Так же Петя Шлемов стал отделенным связистов-телефонистов. Многие другие тоже стали отделенными командирами или еще какими-либо чинами, чуть выше оплачиваемыми.
Не охаивая наших командиров, которые в основном были замечательными советскими людьми, хорошими командирами, но они командовали и должны были быть очень строгими, хочется подчеркнуть, что комиссары, которых я встречал, всегда были душой солдат и офицеров. От них зависели настроение и дух солдата.
Свободное копирование
