9. Пять лет после моей свадьбы. Этот пятый год был тяжел, он раздавил последние цветы юности, последние упования -- и был прав: налегать, играть своим счастием -- значит оправдать бедствия, накликать их. Одно осталось цело, свято, как было: это она, она, изнуренная, склонившаяся под бременем жизни,-- под бременем, которое я не умел сделать легче. Я вгляделся в себя и в жизнь. У меня характер ничтожный, легкомысленный,-- людям нравится во мне широкий взгляд, человеческие симпатии, теплая дружба, доброта, и они не видят, что fond {основа (франц.).-- Ред.} всему -- слабый характер, не в том смысле, как у Огарева,-- инертивно слабый, а суетливо слабый, и, как такой, склонный к прекрасным порывам и гнуснейшим поступкам. После гнусного поступка я понимаю всю отвратительность его, то есть слишком поздно, а твердой хранительной силы нет. И эти падения повергают меня в скептицизм страшный, убийственный, повязка падает за повязкой, мечта за мечтой, и простота результатов, до которых доходишь этим путем, страшна, хуже всякого отчаяния именно по наглой наготе своей. Вчера говорил об этом с ближайшими людьми, но и они не хотят понять, один ум становится ими во что-нибудь и благородная поступь, так сказать. Мне больно принимать их любовь, зная, что они ее дурно поместили. Да, да, последние листы облетели -- будет ли весна и новый лист, могучий по возрасту, кто скажет? И призвание общее и частное призвание -- все оказалось мечтою, и страшные, раздирающие сомнения царят в душе -- слезы о веке, слезы о стране, и о друзьях, и об ней. Чаша эта горька! А пять-то лет тому назад -- как все было светло и ясно; это был предел, далее которого индивидуальное счастие не идет. Шаг далее -- шаг вон. Шаг вон значило для нее шаг к могиле. Страшная логика у жизни. Иногда, кажется, для того можно лишить себя жизни, чтоб испортить развитие этих королларий {последствий, от corollaire (франц.).-- Ред.}, чтоб сделать насмешку.
На днях читал я Киреевскому и Хомякову четвертую статью -- большой эффект и рукоплескания. Третья статья напечатана в "Отечественных записках" и тоже производит говор,-- но прежде я более бы вкусил эти рукоплескания, упился бы ими от души, теперь для меня существует одно упоение -- via humida {мокрый путь (лат.).-- Ред.}, т. е. вином.