Толкотня, толкотня, масса народа, конотье, котелки, перья. Такая дрянь! А я ещё хотел любить “человечество”. Такая мерзость люди, такая мерзость. Как хорошо было бы пожить среди собак или лошадей. Ведь если представить себе: высокое небо, пышные облака, недавно был дождь. Широкая деревенская дорога. По бокам хаты. И в каждой хате живут собаки. Пьют молоко, едят жареный картофель, на крылечках играют щенята, я иду за грибами с тремя собаками (лохматыми, коричневыми, как наша елизаветпольская Джемка). Боже! Боже! Какое счастье! И чтобы ни одного человеческого лица вокруг. И зеркала не было бы, чтобы своё не видеть.
И на жизнь с лошадьми. Всё равно с кем, лишь бы не с человеком (зачёркнуто).
Вот навстречу нам идут две пожилые собаки. Они возвращаются с прогулки, нежно и ласково вертя хвостами. Вот и лес. Здесь чисто, хорошо. Нет бумажек, окурок, коробок от консервов, шелухи, — словом всякой мерзости и пакости, неизменно сопутствующей человеку. Вот ещё собаки. Это должно быть — целая семья: две большие, мохнатые, и целая стая крошечных, играющих, прыгающих, гавкающих. Они ласково обнюхивают нас и проходят мимо, не обмеривая нас людскими жадными, высчитывающими, сверлящими, изолгавшимися, злостными глазенками.
В лесу прохладно, пахнет сосной, из собачьей деревни доносится заглушенный расстоянием лай. И нет людей, нет людей, главное, нет людей…
Приморский вокзал, вечером 25 июня.