Мне очень нравились его работы, только едва ли меня вдохновили бы некоторые объекты, которые он выбирал для воплощения. Старая полуразрушенная крыша сарая, выкрашенная в красный цвет; какая-то труба, торчащая из снега; мертвый, заброшенный дом с облупившейся краской. Многие его пейзажи представляли просто узенькую полоску земли с крошечными деревьями и домиками, а все полотно занимало небо. Небо удавалось ему замечательно. Большая часть работ написана маслом, акварели редкие и непрозрачные.
Он воспринимал это совершенно нормально, понимая, что никакой иронии в моем приветствии не содержится. После приветствия мы любезно раскланивались.
Вид у Гения был странноватый: то бородку заплетет в косичку, то разноцветные перья вставит в шляпу. Иногда он играл на гитаре или просто включал какую-нибудь музыку.
Однажды я спросила у него: «Вот я считаю тебя гением. А другие это понимают?»
Гений от моего неожиданного вопроса немного опешил, но нашелся довольно быстро и ответил: «Если умные, то понимают!» Ответил, как настоящий гений.
Правда, потом добавил: «Ты тоже гений. Я никак не могу понять, как ты делаешь такую тонкую работу». На этом и разошлись.
Я никогда не видела его рассматривающим мои работы на стенде и считала, что он не интересуется моим творчеством, поэтому очень удивилась, когда однажды он пришел с серьезным намерением купить мою работу. Он не выбирал, видимо, заранее решил, какая ему нужна. Я никак не хотела ему продавать работу, хотела подарить. Но он ни в какую не соглашался. Ему эта работа была нужна для подарка жене. Так я узнала, что он женился, и порадовалась за него. Теперь хоть он будет присмотрен.