Октябрь.
Если Луиджи угас как свеча, без болей в теле, то Мариучча уходит, страдая физически. Ее постоянно донимают артритные боли, зуд во всем теле, прогрессирующая слепота. К тому же она давно уже перестала сама передвигаться из-за головокружений. По ночам Мариучча не может заснуть: зуд по всему телу. Я поднимаюсь, чтобы отвести ее в ванную. Там усаживаю старушку на стул, наполняю умывальник горячей водой. Начинаю с рук. Окунаю их в воду и легко растираю мягкой мочалкой. Эта процедура занимает много времени, Маиучча должна почувствовать облегчение. Потом руки вытираю и смазываю их специальным кремом. Осматриваю части тела. Покрасневшие места по много раз увлажняю мочалкой, пропитанной горячей водой. Вытираю, смазываю. Не знаю, правильно делаю или нет, но эта процедура помогает. Есть и таблетки от зуда, но Мариучча не может их принимать. Они вызывают тошноту, дрожь во всем теле и онемение ног.
В последнее время старушка боится умереть, не попрощавшись с сыном. Как-то попросила меня позвонить ему в час ночи, чтобы приехал к ней, как-то – в пять утра. Марко приезжал, успокаивал мать; приглашал доктора, который убеждал Мариуччу, что с ней все в порядке, и она просто боится смерти.
После бессонной ночи утром я сама не своя: голова тяжелая, глаза слипаются, все как в тумане, тело как будто разваливается на части. Днем пытаюсь прикорнуть, но расслабиться не могу. Так и слоняюсь из угла в угол, не находя себе места. А вечером приводят девочек. Они теребят меня, чтобы я изображала циклопа и кидала в них камнями-подушками. Дея лезет мне на плечи, превратив меня в коня. «Veloce! Veloce!” («Быстрее! Быстрее!») – счастливо кричит девочка, прищелкивая язычком, как конь копытами. Я ношусь с Деей по комнатам, чувствуя боль в боку, но ребенок не понимает моих проблем. Она просит покатать на плечах так трогательно и в тоже время настойчиво, что отказать ей невозможно. Раньше половины двенадцатого спать не идем. Мариучча боится нового приступа зуда и бессонницы, оттягивает время. Она-то выспалась днем. Я дремлю тут же на диване.
Когда я уеду отсюда навсегда, мне будет не хватать обилия свежих фруктов: винограда, хурмы, инжира, мандарин, апельсин, киви. Я никогда уже не буду дышать таким восхитительным, особенно по утрам, воздухом окрестных полей. У меня не будет возможности брать в библиотеке книги на итальянском языке. Канут в лету велосипедные прогулки по холмам. Но! У меня перестанет, надеюсь, болеть в боку, от того, что помогаю ходить тяжелой Мариучче. Уменьшится количество мигреней.Я буду свободна в любое время суток. Я, наконец, позволю себе расслабиться и, самое главное, начну искать интересное занятие. И это будет прекрасно!
Стараюсь отслеживать свои мысли. Автоматически подключается и отслеживание действий, которые нахожу странными. Мне кажется, что все мои действия принадлежат не моей настоящей жизни, а жизням тех, возле которых я действую. Мне кажется неестественным тихо сидеть в ожидании, когда проснется Мариучча. Неестественным и неловким – находиться в Рождество за одним столом с чужими людьми. Меня не покидает ощущение, что я лишняя среди них и, что меня терпят в силу обстоятельств. Даже возню с девочками я нахожу странной и неестественной. Я остро чувствую, что проживаю не свою жизнь. Не живу, а нахожусь возле своей жизни. Возле, но не внутри. Я не ощущаю не только удовольствия от жизни, но и самой жизни. Моя жизнь стала тенью, отражением жизни других. Возле чужих равнодушных ко мне людей все действия механичны. Осознанность приходит только в те моменты, когда слежу за облаками, прислушиваюсь к вечерней тишине, осматриваю холмы, катаясь на велосипеде, любуюсь виноградниками. Как-то утром вышла на террасу; а воздух! Где-то в горах выпал снег. Солнечно, сухо, но воздух! Тянет легким морозцем, утонченной свежестью. Если я люблю на Земле что-то очень-очень, так это ее восхитительные запахи. Такие минуты и спасают.
Октябрь.
Я очень благодарна Мариучче, что она разрешает любить ее. Относиться к ней трепетно и заботливо. Она не гонит мои чувства раздражением, выливая на меня желчь от накопившихся болезней. По вечерам, ложась спать, старушка всегда благодарит меня за проведенный с ней день. И я благодарю ее за снисходительность ко мне.
Наконец, подобран препарат, избавляющий от зуда. Но возникла другая проблема – кашель. Кашель в девяносто шесть опасен. Может развиться пневмония, и – смерть. Снова пригласили за сто евро доктора Креши. Он хоть как-то помогает и, главное, утешает. Домашний врач берет тридцать евро только за слова, что люди так долго не живут.
Мне страшно смотреть на мучения Мариуччи и жаль ее. Но, что я могу? Ей почти сто лет. Неделю назад к ней во сне пришел Луиджи. Взял ее за руки. Все, как наяву. Мариучча крикнула: «Луиджи!» и проснулась. Потом долго вспоминала сон-явь. Хотел забрать жену к себе? Старушка из жизни уходит нехотя. Как уйдет? Когда?
Свободное копирование
