Дневник 1721 - 43

4-го, около полудня, меня послали к великому адмиралу Апраксину, близкому родственнику царя (Великий адмирал Апраксин был родной брат царицы Марфы Матвеевны, второй супруги царя Федора Алексеевича.), предуведомить о приезде к нему его высочества. Он только что отобедал, когда я подъехал к его дому (На месте нынешнего Зимнего дворца.), откуда мне еще издали слышались звуки столовой музыки, состоявшей из литавр и труб. Как скоро я нашел человека, который мог меня понять и доложить обо мне, великий адмирал приказал ввести меня в свой кабинет, где было множество гостей, из которых я ни с кем не был знаком, кроме генерал-лейтенанта Бонне и генерал-майора Лефорта, служившего прежде бригадиром в дивизии моего покойного отца. Зная, что адмирал не говорит по-немецки, я стал искать глазами переводчика, и так как никого не находил, то Лефорт сам вызвался быть им и просил меня сказать, в чем состоит мое поручение, что я и сделал, поблагодарив его за такую дружескую готовность. В ответ на мои слова великий адмирал просил благодарить герцога за честь, которую его высочеству угодно сделать ему своим высоким посещением, приятным для него во всякое время. После того генерал-майор спросил меня, когда будет его высочество, и я отвечал, что, вероятно, в половине четвертого или в четыре часа; но он дал мне заметить, что великий адмирал обыкновенно отдыхает часа два после обеда, из чего я и понял, что приехать к нему до четырех часов будет неловко. Будучи хорошо знаком со мною, генерал-майор представил меня великому адмиралу, который знал моего покойного отца и, казалось, был рад меня видеть. По его приказанию мне тотчас подали стакан вина, который я выпил за его здоровье. Потом он сам и все гости пили за здоровье его королевского высочества. Наконец я откланялся и отправился домой. Около четырех часов его высочество поехал к нему в одной из карет ее величества царицы, имея подле себя молодого графа Пушкина, заменявшего уже несколько дней Нарышкина, который заболел. Мы ехали позади в нескольких придворных каретах. При въезде нашем во двор раздались чудные звуки литавр и труб, и вслед за тем вышел сам великий адмирал и принял его высочество у кареты. Они поцеловались и вошли в одну из ближайших комнат, где уже накрыт был стол, уставленный сластями и фруктами, для которых тут же были поставлены прекрасные серебряные вызолоченные тарелки и положены такие же ложки, вилки и ножи. Его высочество сел за этот стол с великим адмиралом и нашими тайными советниками. Мы, прочие свитские кавалеры, оставались сперва в стороне, но потом, по убедительной просьбе адмирала, приказано было и нам сесть вместе с ними. Уже начали было сильно пить, но, к счастью, это продолжалось недолго: скоро все встали и пошли смотреть недавно разведенный хозяином сад, очень красивый и имеющий много больших аллей. Адмирал показывал нам между прочим и свою оранжерею, которая невелика, но очень недурна. Тайный советник Клауссенгейм немало удивлялся, что группы деревьев в этом саду, несмотря на отдаленный север, разрослись так скоро в ширину и в вышину; но это был род деревьев, в наших странах, кажется, неизвестный: листья их похожи на виноградные. Покамест мы гуляли по саду и издали слушали в аллеях музыку на трубах и валторнах (которая шла превосходно, потому что один из трубачей, говорят, лучший во всем Петербурге), на галерее, устроенной перед домом со стороны сада, накрыли небольшой стол на 8 или на 10 приборов, за который сели его высочество, великий адмирал и некоторые кавалеры нашей свиты. Полковник Лорх, который ужасно боится попоек, хотел незаметно ускользнуть; но великий адмирал, заметив это, тотчас послал за ним двух из своих адъютантов и велел привести его назад. Так как за столом для него не было места, то хотели сесть потеснее; но полковник воспротивился этому и сказал, что поместится за другой стол (только что поставленный), где и сел вместе с Геклау, со мною и несколькими флотскими офицерами, все русскими, из которых, впрочем, один говорил довольно хорошо по-французски. Подполковник Сальдерн и майор Эдер, бывшие в этот раз дежурными, стояли все время позади его высочества и думали, что избавятся от обязанности пить (они знали уже, что у великого адмирала обыкновенно пьют много); но и им пришлось выпить по нескольку стаканов. Сосед мой, полковник Лорх, щадя себя, брал не все стаканы; великий адмирал (неусыпно за всеми смотревший) скоро заметил это и немного нахмурился, потому что его высочество сам пил все и вообще пить никто не отказывался. Но когда и после того полковник еще раз не решался пить и половину стакана вылил, адмирал встал со своего места и подошел к нему с новым стаканом вина, который тот хотя и принял, однако выпить колебался и поставил на стол. Тогда великий адмирал поднял вверх обе руки и согнул колена, как бы показывая тем, что просит его умилостивиться, чему все от души стали смеяться, потому что добрый и веселый старичок сделал при этом такую странную мину! Герцог между тем незаметно подал знак полковнику выпить вино, что тот и исполнил, но с большим отвращением, а великий адмирал испустил такое радостное “а!”, как будто Бог знает что случилось. После того, когда было распито еще несколько стаканов, тайный советник Бассевич провозгласил тост за здоровье всех храбрых солдат, а великий адмирал отвечал тостом за здоровье хороших министров. Одним словом, мы нигде еще в Петербурге так много не пили, как здесь; и надобно отдать справедливость великому адмиралу: едва ли найдется во всем городе хозяин радушнее и приятнее его. Первый наш визит был поэтому не французский, а даже больше, чем обыкновенный немецкий, потому что продолжался 4 или 5 часов.