По окончаньи сезона весной я укатил в Николаев, в гости к Илюше Грицаеву, у отца которого была контора похоронных процессий.
В интересах удобства проказ (шлялись ночами по кабачкам) мы изъявили охоту спать в складе гробов.
Илюша выбрал мне (склад завален — кроватей не было) дорогой в 125 рублей дубовый гроб и мне пришлось спать на мелких стружках в гробу на коленкоровой подушке, в отдельной комнате.
Себе Илюша выбрал металлический гроб в 90 р.
Первые ночи спать с непривычки в гробу среди кучи гробов было жутко, а потом привык — что делать — зато пировали.
Один раз меня послали обмерять старушку-покойницу.
В Николаев на Пасху приехала в театр труппа ныне знаменитого Вс. Э. Мейерхольда.
Я устроился служить у него.
И Мейерхольд первый за все время моей актерской карьеры поразил меня своей интеллигентностью, культурой, вкусом, духовным обаяньем, темпераментом
По скромности и опыту я даже не предполагал, что режиссером может быть такой порядочный и культурный человек.
Удин раз Мейерхольд сорганизовал вечер поэзии шумевших тогда декадентов — В. Брюсова, Сологуба, Бальмонта, В. Иванова, Блока, Андрея Белого, Кузьмина и назвал вечер — Литургия Красоты (в сукнах, со свечами, аналоем).
После этого вечера стихов Поэт мне особенно громко крикнул:
— Дальше от актерства.
Я был побежден и совершенно покинул театр пошлой драмы жалкого провинциализма, театр, которой я наивно идеализировал и который был только союзом любителей-неудачников драматическаго искусства, — обществом забавной борьбы за существованье.
И только забавной.
Отдельные таланты гибли, таяли в удушливых ядах всеактерской бездарщины.
Я уехал в Пермь обрадовать родных, что бросил к чертям сцену.
Дальше.