ЖМЕРИНКА. ВСТРЕЧА С ДЕДОМ
И вот мы уже в Жмеринке. Это большая станция с сохранившимся вокзалом. В этом местечке жила отцовская семья, и мы отправились с ним вместе проведать родню. Подошли к маленькому, невзрачному домику. Вход прямо с улицы. Зашли. Дедушка был парализован, не говорил, плохо ходил, рука и нога у него не двигались. Увидев меня, он схватил молитвенник на еврейском языке и просил меня читать, но я этого не мог сделать. Старик обиделся. К нашему приходу он уже собирался сотворить молитву, облачился в специальную накидку, на лоб надел резинку с коробочкой святых заповедей. Но все это было мне чуждо. Сестры отца, мои тети, оказались очень веселыми, общительными. Они ставили спектакль в железнодорожном клубе. Он состоял из чтения каких-то стихов. Актеры стояли на сцене, украшенной разноцветными полотнами, натянутыми наискось в разные стороны. Содержания я не помню, но стихотворения были агитационные. Артист, стоявший среди двух или трех женщин, все время потирал шею, видимо, у него от перегрузки болели связки, и говорить ему было тяжело.
В Жмеринке произошел такой случай. У нас в санчасти появился то ли пленный, то ли примкнувший к красным, молодой человек. По виду интеллигент. Он был одет в форму, возможно гимназическую, а может и юнкерскую. Лет ему было 16-17. И он часто заходил к нам. Я, как и все мальчишки, все время что-то на земле подбирал. И среди моих находок часто попадались патроны, в большинстве случаев стрелянные. А однажды я нашел патрон от французской винтовки. Был он больше и шире нашего, с пулей из чистой меди, которая блестела. Патрон был у меня в вагоне. Такие находки я берег. Однажды я где-то гулял по путям около вокзала. Уходить от состава было опасно, мог неожиданно поступить приказ трогаться. Прихожу в свой вагон и вижу: что-то случилось. Оказывается, кто-то нашел мой патрон и бросил в огромную «буржуйку», которая обогревала весь вагон. От жара в печи он взорвался и пуля, вылетев в открытую дверцу, посвистев мимо головы мамы, стоявшей у печки, пролетела через весь салон и коридор и застряла в двери вагона. Печь осталась цела, но угли и зола вырвались через поддувало и разлетелись по всему вагону. Мы все подумали на того парня, в форме, но он куда-то бесследно исчез.
Наш состав сначала передвинулся в Бар, а потом мы долго кочевали по маленьким городкам на лошадях. Проехали Гейсин, Бреслав, Торищу оказались, наконец, в Виннице. У меня не было теплой шапки. В Гейсине, помню, мать отдала портному свою дорогую скунсовую муфту и мне сшили шапку ушанку. Сшили ее плохо, неудобно, т.к. когда я опускал наушники, то концы приходились не на уши, а на нос, рот и подбородок. Мастер не знал, как сделать правильно, такого он никогда не шил. В Виннице мы жили на главной улице, в гостинице. Гостиница была частная, пятиэтажный дом. Он сохранился до сих пор. Хозяин жил на пятом этаже, и я частенько заходил к нему. Мы занимали хорошую комнату с балконом на третьем этаже. Немного дальше к вокзалу около церкви, замыкающей улицу, был штаб дивизии. Как-то я был у хозяина, вдруг слышу пулеметную стрельбу. Оказалось - прилетел польский самолет и обстрелял штаб. По самолету стреляли в ответ, но безуспешно.