Лагерь под Шумлой. 20 августа... Вот уже третий день, что я нездоров; в Янибазаре сделалась у меня сильная головная боль; вчера целый день был у меня жар, слабость и боль в костях, сегодня мне тоже немногим чем лучше. В моих обстоятельствах занемочь весьма неприятно. Я все еще не знаю, как устроить мое хозяйство: мне нужно или вьюки, или тележку и д е н ь г и, а по сю пору я даже не знаю, когда я могу надеяться их получить. Из России все еще нет слуху; не могу себе объяснить молчания: почта не может быть причиною 2-месячного молчания матери; а сестра отчего не пишет? Непонятно! грустно!
Место, где наш корпус теперь расположен, весьма невыгодно: версты за три мы должны посылать за водою, дров тоже нет вблизи. Мне это тем неприятнее, что у Круш. оба человека нездоровы, а Арсений не успевает наносить и на варенье кушанья воду. - Много мне теперь неприятностей. Но что делать: "взявшись за гуж, не говори, что не дюж", - надо дослужить; кажется, Россия не лишится великого генерала, а история нескольких страниц о моих победах, если я выйду в отставку. О, самолюбивое честолюбие, ты меня здесь жестоко караешь! - Прощай, мечта славы, не обманешь ты более меня и не заманишь опять в твои пустыни, поросшие одним терном, где везде встречаешь разрушение и смерть! Если полковник точно меня представил, то он мне во всех отношениях много сделает добра. Офицерское жалование мне много поможет, - не то так мне трудно будет.
21 августа... Вообще теперь люди здесь много хворают горячками: у нас в полку 170 человек больных - почти третья часть всех людей. Это тем удивительнее, что мы стоим на месте без изнурительных трудов - не так, как прошлого года.
Сегодня получили некоторые письма, a sf все еще ничего не получаю!!!
Давно начал я письмо к милому моему Языкову, но все не соберусь его окончить. - Здесь в полку познакомился я короче и лучше, нежели с кем-либо, с двумя офицерами моего же эскадрона - Шедевероми Я к о б и. Первый, родом из Одессы, во всех отношениях прекрасный молодой человек, соединяющий благородный характер с добрым сердцем. Он ко мне, кажется, очень хорошо расположен. - Я ко б и уже человек, проживший первую свою молодость и, по всему видно, пользовавшийся ею. Не имев блистательного воспитания, он, как уроженец московский, видел людей и получил довольно навыку жизни. У него много природного ума. Сначала я ему показался гордым и не понравился, но после, сознался он недавно, он увидел, что я порядочный человек. - С этими двумя сослуживцами я более всего вместе бываю. Кроме них, есть некоторые очень хорошие молодые люди, но я с ними не имел случая короче познакомиться...
23 августа. Вчера вечером дождь помешал мне продолжать писать; он шел всю ночь и промочил всю палатку, так что нигде не было сухого места; это весьма неприятно, особенно мне, живущему по нужде в чужой палатке. Но одна ли эта теперь неприятность у меня?..
Вчера, когда я смотрел с кургана на первое действие наших батарей, подошел ко мне Александрийского полка Корф и просил меня от имени г. Муравьева, если я родня тверским Вульфам, то побывать у него; это очень любезно с его стороны, - иной бы не подумал о столь дальней родне. Непременно на этих днях я явлюсь к нему; надо также сходить и к Ничеволодову. Как знать, к чему это знакомство с Муравьевым пригодится...