9 сентября, вторник. Около восьми утра позвонил по телефону Ярослав Скворцов: папа умер. Вчера вечером я говорил с Левой. Он чувствовал себя неважно, Таня была в Боткинской больнице. Оказалось, приезжал Левин двоюродный брат Валера, они выпили литра два пива -- за встречу. Я еще Леву отчитал: неужели ты не понимаешь, что в твоем возрасте пиво пить нельзя! Сегодня утром в коридоре рухнул. Ярослав еле донес его до постели, умер почти тут же. Ой! Лева так гнал свой огромный новый словарь, во время последнего разговора он сказал мне, что подбирается уже к букве "М". Позвонил Лене Колпакову, в "Литгазете" они поставят что-то вроде некролога.
Я уже не знаю, как я провел семинар, но семинар прошел хорошо. Жалко Лену, она так и не понимает, что же надо сделать, чтобы по-настоящему писать. Но этого не понимает почти никто, потому что здесь надо просто сосредоточиться и жить в постоянном дурмане литературы. Волнуюсь за Юру Апенченко, он Леву знает еще со школы, учились, кажется, в Иваново в одном классе. Предупредил Надежду Васильевну, чтобы она ничего ему до конца семинара не говорила.
По-прежнему звоню по тому телефону, который обозначен у меня "Скворцов Лева", но впервые вечером осознал, что уже никто мне не ответит Левиным голосом. Вечером Ярослав рассказал мне некоторые подробности. Отличительной Левиной чертой была какая-то удивительная деревенская деликатность, он и умер, по-настоящему так никого и не побеспокоив. Как праведник.
На работе Геннадий Николаевич Красников подарил мне большой том "Первая мировая война в русской литературе. Антология". Вечером боязливо книгу перелистал; больше всего боюсь вчитаться, тогда рухнут все текущие планы. Все архиинтересно, и имена, и сама литература. Постоянно думаю, если я, который читал всю жизнь, так мало знаю, то что же знают мои ребята, как их учить. Все знает, наверное, только Дмитрий Быков.