30 июля, среда. Пришлось рано вставать, к восьми вызвал такси. Академическая больница -- это новое здание как раз за санаторием академиков -- оттуда забирали Галю. Академики устроились хорошо -- и санаторий, и больница, и даже морг -- все в знаменитом парке. Народа было мало, сестра Гали с двумя взрослыми сыновьями, соседка, друг дома с каким-то восточным именем, и Яша. Галя лежала в гробу в платке, чем-то отдаленно похожая -- так же лежала Валя. Я многое, конечно, вспомнил. До прощания Яша рассказывал, как тяжело она болела -- практически потеряла разум, память. Всех жалко, но хорошо, что быстро. На кладбище не поехал, С.П. взял с меня слово и внушает, что я старый человек и должен беречься.
Обратно ехал на перекладных -- на машине до Ясенево, потом городским транспортом. Дома из почтового ящика достал "Литературную газету" и сразу прочел статью Кирилла Анкундинова "Мемуарное поветрие" -- интересный анализ последней мемуарной прозы. Анкундинов, который, кажется, живет в Майкопе, тот автор, которого я всегда читаю. Говорит в том числе о блестящих мемуарах Кружкова в "Новом мире", которые я недавно прочел. Потом идет "Знамя" -- здесь не культура, как у Кружкова, здесь тенденция. "А в "Знамя" нанесли столько "нон-фикшена", что редакции пришлось выпускать специальный номер, хотя таковой обычно выходит в ноябре. На сей раз тема номера определена как "непрошедшее". Точнее было бы сказать "антисоветское непрошедшее": все публикации шестого номера "Знамени" бьют в одну цель -- в СССР". Я бы сказал, что здесь не только политический, привычный для журналистики ход, а, скорее, литературный: сюжет при таком складе задачи движется сам, на ненависти.
Основная часть статьи занята рецензией на закончившуюся публикацию нового романа Алексея Варламова. Интервью с Варламовым по этому поводу мне присылали. Уже по интервью я понял, что там что-то не вполне понятно -- лучший критик собственного романа -- сам писатель; кому же знать лучше. Вот что пишет прекрасный аналитик Анкундинов по поводу "Мысленного волка". "В его новом романе налицо и Пришвин, и Грин, и Распутин, и еще -- Анна Вырубова, поэтесса-хирург Сергей (Вера) Гедройц, а также персонаж, слепленный из сектантского "старца" Щетинина и Илиодора Труфанова (личностей, несходных во всем). Варламов собрал ценнейшее сырье -- и не обработал его. Всю его "беллетристику" съели опасные спутницы художественной прозы -- эссеистика и мистика. Персонажи "Мысленного волка" рассуждают о будущем России на десятках страниц, напропалую пророчествуют, контактируют со сверхъестественными силами. Все они -- иллюстрации к авторским монархистско-мистическим тезисам". Здесь мне согласиться с чем-либо трудно -- пока не читал, только по писательской привычке удовлетворен чужой неудачей. Но, конечно, смущает удивительная выветренность и расчетливость Алексея, обо всех почти героях писал, не скучно ли? И вот дальше критик пишет: "Варламов по отбору материала вынужден соперничать с первой книгой "Хождения по мукам" Алексея Николаевича Толстого -- с "Сестрами": А.Н. Толстой преодолевал те же искушения -- эссеистикой и мистикой, он прибегал к схожим сюжетным ходам. В поединке с "красным графом" Варламов -- проигравший, притом всухую. Прискорбно, что он реабилитирует Гришку Распутина". Варламов "...начитанный и расчетливый русский писатель. Ему ль золотить гнилой орех?".
Доблестный Вазген -- ездил к нему два раза -- вместо обещанных 12 тысяч взял 20, обещал еще сменить глушитель, но пока машину не сделал. Завтра после обеда.
Вечером, кроме Украины, которая несчастна и кровава, как и вчера, Путин отдал приказание снова брать на государственный кошт провинциальные и местные аэродромы. Это то, чему сначала мы позволили прийти в упадок.
Посмотрел роман "Малинка" Владимира Карпова -- не тот, не разведчик. Роман издан "У Никитских ворот", видимо, за свой счет. Плотный, о любви и отчасти о жизни роман -- женская судьба. Много плотского, с привычной на эту тему рефлексией. Литература не моя, да и вообще, не показалось. Но превосходный -- советский человек во всех ракурсах! -- рассказ "Я могу хоть в валенке дышать!" Здесь старый, нахрапистый пенсионер, ловкий и упорный, как пиранья!
Свободное копирование
