14 мая, среда. Как никогда точно пришел, как мы и договаривались, Игорь. Едем на дачу -- одного меня в дорогу С.П. не отпускает. В тяжелом рюкзаке принес -- я называю это новые рецепты -- перемолотые в блендере взошедшие зерна гречки и пшеницы -- это в одном пластмассовом коробе. В большой стеклянной банке, тоже измельченные в пасту -- четвертушка свеклы, полбанана, два яблока, пророщенная пшеница. Кажется, все это для меня -- наглядный урок сыроедения. Забегая вперед, должен отметить -- все было очень вкусно.
Доехали довольно быстро по Киевскому шоссе. С собой кроме продуктов взял еще и шесть или семь экземпляров дипломных работ -- в Москве со столичной суетой мне это не прочесть. На даче, после осмотра угодий, распределились: я занялся огородом, общим ненастырным руководством; Игорь взял на себя то, на что я не смел даже замахнуться, приведением в порядок -- чистка, мойка бани и всего подвала и топка печи. Я довольно быстро угомонился и занялся на улице, среди шепота молодых листьев и поклонов "желты цветочков", которые вскоре должны были превратиться в одуванчики, чтением работы Кристины Бова "Море молчания". Это студентка Королева. Читал, собственно, почти весь день, и настроение было довольно пакостное. Буквально вся работа на котурнах. Монологи, обращенные к некоему спутнику или спутнице, попеременно произносимые почти в стерильной, безвоздушной атмосфере. Нет ни обстановки, ни пейзажа, ни лиц, чистые "чувства". Нет ни ложки, ни вилки, ни тарелки -- все почти в космосе. Все эти рассказы-монологи снабжены эпиграфами, к этому привлечены авторы самые именитые -- Овидий, Тацит, Мильтон. В любимцах литературы и искусства, которые в текстах называются, ни одного русского классика. На девятой странице появилось понятие "оральный секс", я человек терпимый и способный понять разнообразную молодую человеческую природу. Этим меня теперь в Литинституте не запугаешь. На 31-й странице слово "сифилис".
Постоянно, как уже привык, свои замечания фиксирую на последней странице дипломной работы.
Возникает ощущение, что А.В. Королев работу студентки не читал. Все плохо структурировано, речь разбалансированная, запас слов на самом минимуме. Конца работы нет, скучно. На 22-й странице вдруг вырисовывается тема первого в работе рассказа, правда несколько коряво:
"Кто бы мог подумать в итоге, что гораздо интереснее, чем узнать, как наука объясняет любовь, станет жажда понять, как и чем объяснить нелюбовь. Мою -- к тебе. Твою -- ко мне. Нашу. Живущие в одной квартире, просыпающие вместе по утрам, готовящие совместные ужины, смотрящие фильмы, посещающие бары трижды в неделю и клубы -- по пятницам, посвящающие сексу половину любого вечера, мы не любим друг друга. Впрочем, это не новость. Интереснее, на мой взгляд, тот факт, что мы просто не способны любить. По крайней мере друг друга. И этому тоже должно найтись объяснение".
Пока читал, посещали коварные мысли: отдать работу А. Туркову, который, конечно, устроит ей показательный разгром, или снять с защиты? Две первые трети этого "труда" на законных основаниях давали возможность это сделать. Но недаром я всегда с тайной надеждой, "а вдруг", дочитываю любую работу, как бы ни сопротивлялась душа, до конца. В конце дипломной работы был прекрасный десятистраничный рассказ "Там, где была она, был Рай". Это рассказ о больной шизофренией матери, которая боится, что сын отправит ее в сумасшедший дом. Здесь и изысканный эпиграф из Джона Мильтона пригодился: "В Аду везде я буду. Ад -- я сам". Просто великолепный рассказ.
Когда что-нибудь более или менее хорошее прочту -- настроение поднимается.
Часов в шесть отправились в баню, которую Игорь сумел разогреть до 82 градусов. Здесь были трудности и с тягой, уже год, после смерти Маши, баню не топили, дымоход пробился с трудом, дым шел по всему дому, потом все пошло хорошо. Как банный партнер Игорь не так вынослив, как Володя, сделал только три захода, а я -- два. После бани почувствовал себя много лучше и отлично, как никогда в Москве, спал у себя наверху.
После бани -- чем же люди до эры телевидения и Интернета занимали себя вечерами? -- посмотрели фильм Бориса Хлебникова "Пока ночь не разлучит", который Игорь привез на флешке. Очень немудреная история, вернее много мелких историй, которые произошли в новом, роскошном и гламурном ресторане. Все не очень по содержанию и даже форме ново, но так хорошо замаскировано под жизнь, что смотрится с тем же ответственным интересом, как документальный фильм. Хорошие ленинградские актеры, гламур и новую жизнь представляет Авдотья Смирнова. Пьющую часть публики -- знаменитый певец Шнур. Какая драка в конце, и какой мат! Вот и запрещай -- он здесь так уместен, потому что про жизнь.
По радио и ТВ материалы о перехваченных переговорах миллиардера Коломойского. Как утверждают средства массовой информации, именно на его деньги была спровоцирована резня в Одессе. Хотели, оказывается, попугать, разогнать лагерь "сепаратистов" на Куликовом поле, а нанятые фанаты увлеклись. Этому джентльмену хочется и Одессу, в которой "никто не пикнет, как у него в Днепропетровске". Коломойский угрожал лидеру Донбасса Цареву и сказал, что за его голову назначена премия в один миллион долларов. В других разговорах с этим невысоким человеком, одновременно похожим и на нашего режиссера Соловьева, и на кинопродюсера Рудинштейна, звучала еврейская тематика; знакомые называют его Беней. В осажденном Белом доме Ельцина журналисты про себя называли Беном.
Свободное копирование
