30 сентября, понедельник. После вчерашнего банкета еще часа полтора что-то читал, наслаждался двуязычием украинского телевидения. Максим задержался где-то с дамами. В общем, лег довольно для меня поздно, около половины двенадцатого, а проснулся около пяти. В конце любого месяца я всегда сплю плохо. Наверное, полнолуние?
Уезжаем без пятнадцати двенадцать, портфель, освободившийся от моих собственных книг, легче не стал -- появились книги другие, подаренные. Уровень местных авторов разнообразный, иногда, особенно у поэтов, занятный. Для некоторых поэзия только рифма. По дороге не отрываясь смотрел на разворачивавшиеся картины. Как можно было эту землю, так густо политую русской кровью, отдать ни за что ни про что! Во время подписания Беловежских соглашений пьяный Ельцин просто о Крыме, как о неотъемлемой части России, забыл. Другие участники этого сговора, по их словам, заранее готовы были Крым уступить. Голова государственного деятеля была в тумане. Шофер на подъезде к Балаклаве показал мне место, где по полукруглой железнодорожной колее ходила платформа со знаменитой немецкой пушкой, которая посылала свои снаряды на Севастополь
Улетели на этот раз вовремя. С нашими пожилыми дамами, Марией Николаевной и Татьяной Михайловной, случился инцидент: обе потеряли корешки от миграционных карточек. Обеих помогающие возле инспекторов бойкие солдаты-пограничники стали пугать огромными штрафами. У Марии Николаевны, как и положено поэту, в сумочке была лишь какая-то мелочь, и ее сделали вид, что помиловали. Татьяне Михайловне солдатик с лицом разбойника сказал, что с инспектором он договорился, но везде стоят телевизионные камеры, и он предложил отблагодарить его в углу, где камер нет. Я видел, как Татьяна Михайловна покопалась в сумочке, и государственный человек с ловкостью фокусника сунул себе в карман брюк российскую тысячерублевку
Свободное копирование
