25 сентября, среда. К двум поехал на Совет по защитам. Две диссертации -- докторская Л. Дорофеевой, плотная, объемная, с анализом текстов и широкой кадастровой работой, вторая -- кандидатская Александры Соболевой, в принципе, житийный материал, но здесь чистая научная лингвистика, чуть педантичная, сухая, но со статистикой, с некоторым симпатичным анализом. В первой работе -- научный консультант АН. Ужанков, во второй -- научный руководитель -- АМ. Камчатнов. И в конце обеих защит грянуло по скандалу. Как я уже написал, диссертация Людмилы Григорьевны Дорофеевой "Образ смиренного человека в древнерусской агиографии ХI -- второй трети XVII века" мне показалась добротной, хорошо написанной. Дорофеева заканчивала аспирантуру в МГУ, кандидатская связана с прозой Распутина. Широкий, просторный охват был и здесь, эта же просторная мысль чувствовалась в заключении, которое почти наверняка писала сама будущий доктор. Уже выступили три оппонента со своими положительными заключениями, и тут, как обычно опоздав и прибыв, как всегда, вовремя, в зал не вошла, а влетела женщина-снаряд, женщина Большая мысль, женщина-снайпер -- Мариэтта Омаровна Чудакова. Я ее ждал, без нее любой Совет -- не Совет. Она сразу села на первый ряд, передо мной -- я только успел сказать, что ее ждал! Мы только успели поздороваться, только она успела спросить: СН., еще выступления оппонентов или уже свободная дискуссия? -- и, получив ответ, "дискуссия, дискуссия", как женщина-танк развернулась и дала залп. Она сразу сказала, что ее претензии связаны скорее не с текстом диссертанта, который в целом она одобряет -- МО. внимательно прочла автореферат, -- а с концепцией на проблему научного руководителя АН. Ужанкова. Снаряд выпущен и попал в цель. Еще до появления МО. на рубежах мы с АИ. Зиминым, нашим философом, с которым сидели вместе, обсуждали излишнюю "воцерковленность" работы. Диссертанту пришлось анализировать то, что почти не поддается анализу, "чудесную", мистическую часть, которая всегда присутствует в любом житии. Вот, собственно, эту часть материала, вернее, возможность этой части быть подвергнутой филологическому анализу, и поставила МО. под сомнение. Отсюда вывод -- не соответствует условиям ВАК, наряду с филологией здесь богословие и теология
Надо было бы достать расшифровку ее речи, стенограмма и даже телевизионная запись, по обыкновению, велись, но где же их достанешь!
Все, естественно, как и обычно, кинулись в бой. АН. Ужанков сразу же вспомнил знаменитое "Я Пастернака не читал, но скажу"; среди аргументов было "это мнение кафедры". Как только МО. удержалась, чтобы не высмеять это "общее мнение"!
Среди выступивших был и я, начав "как-то мы очень сильно зацепились за знакомую формулу про Пастернака". Тезисов особых не было, сказал только, что М. О. уловила тенденцию. Сказал, рассуждения о Боге и "чудесном" меня всегда в обычной жизни страшат. И если диссертация на сходе двух наук, теологии и литературы, то мне бы здесь хотелось услышать кого-нибудь из специалистов из Свято-Тихонского университета
Констатирую, что с моих неуклюжих слов все видится только в споре. Счет голосов оказался: шесть за, один голос против. Причем голос этот был не МО. Чудаковой. Как только раздали бюллетени, МО. повернулась ко мне и Зимину: мол, СН., я ведь не слышала первой части защиты, как голосовать? И при нас двоих она зачеркнула в бюллетене "против". Занятно. Кто же так голосовал из хвалящих диссертацию "молчунов"?
Второй скандал по своему драматизму не уступал первому. Уже после защиты и подсчета голосов, где все было в высшей степени благодатно -- 17 за и ни одного против, слово взяла МВ. Иванова. Здесь упрек был в сторону нашей молодежи -- я это потом повторил, -- которая и редко ходит на защиты и плохо выуживает знания, даваемые научной средой. МВ. Иванова встала на защиту "виноградовцев", которых диссертантка упустила в своем выступлении. Ученых, занимавшихся изучением истории русского литературного языка. Возможно даже мнение, что "тема не раскрыта". Собственно, анализ филологических особенностей "Жития Александра Свирского" был, но его влияние на историю русского литературного языка отсутствовала. Здесь была еще какая-то сценка с давней диссертацией МВ. Ивановой.
У одной "Житие Александра Свирского как источник по истории русского литературного языка"; у другой -- "Житийная литературы как источник по истории развития литературного языка"