16 сентября, понедельник. Часов с семи утра и до пяти читал работы на завтрашний семинар, а потом поехал в Библиотеку иностранной литературы на вечер Рады Полищук.
Днем в три раздался телефонный звонок -- умер Саша Егорунин, 64 года. Звонила его жена Лена. В среду или в четверг я сам звонил Лене, и она сказала, что Саша опять после операции и безнадежен. Я сразу же сказал, что приеду во вторник к ним домой, после семинара. В тот же день я подписал Лене и Саше том "Дневников". Во время этого трагического разговора книга лежала у меня на столе. Сашу, прекрасного журналиста, милого парня, я очень любил, знакомы были давно, еще когда он работал в "Литературной России". Некоторые мои рассказы тогда были там напечатаны. Красивый был, легкий, умный, летящий человек. Похороны в среду.
Библиотека "Иностранки" -- место особое, поехал еще из любопытства, пересиливая себя. На улице дождь, ехать надо до Таганки, дорога нехоженая. Рада сказала, что от Таганки можно доехать на троллейбусе. Нашел быстро и понял, что еду туда, куда надо, потому что на остановке увидел кучку седых дам во главе с неизменным Ковальджи. Вечер проходил в Овальном зале, в небольшом старинном доме напротив основного здания библиотеки. Все, конечно, выстроено, обустроено и отреставрировано роскошно. Публика в основном была еврейская, скорее, даже полностью еврейская. Рада была в роскошном нарядном платье. Выступал я первым и знал, что скоро должен был уехать -- у меня завтра семинар.
Начал я с того, что Рада писатель настоящий. Тут же сказал, что в наше время все называют себя писателями, потому что выпустили по книжке, но подлинные писатели всегда были редки. Сказал, что пишет прозу мужскую, и, хотя много, если не все посвящено еврейскому послевоенному быту, проза эта русская, вспомнил Бабеля, проза которого не могла бы появиться ни на каком другом языке. Недаром Бабель с русского почти непереводим. Это было мое прочтение книги Рады "Лапсердак из лоскутов". Сел.
Дальше выступали Лева Аниннский, Кирилл Ковальджи, Марк Розовский. Все они в той или иной степени говорили о родовом у Рады начале, об особых моментах быта, о сохранении привычек и обычаев, и на моих глазах Рада из самодостаточного русского писателя превращалась в писателя маленького, регионального, пишущего лишь для своего круга.
Домой решил ехать на троллейбусе до Кропоткинской. Ждал троллейбуса долго, так что успел подойти также не выдержавший всей процедуры Андрей Яхонтов. Вместе испытывали особенности московского общественного транспорта в часы пик. Одну остановку от библиотеки до набережной ехали 35 минут. Андрей говорил о невероятной писательской удачливости, с которой написана "Валентина".
Свободное копирование
