17 июля, среда. После вчерашнего штурма проснулся только в восемь. Через стеклянную дверь увидел, как со шваброй наперевес промелькнул Гафурбек -- он уже, несмотря на вчерашнее долгое сидение у телевизора, проснулся. Как обычно, меня ждал сюрприз -- он разобрался на летней кухне, которую по традиции мы называем сараем. Я постепенно начинаю узнавать свою дачу. Она, как Атлантида, всплывает из-под кип старой одежды, стопок газет, разбросанной обуви, коробок из-под телевизоров, а сколько, оказывается, наросло за годы по углам пыли. Я, всю жизнь обслуживающий сам себя, постепенно начинаю понимать, что мне уже трудно это делать, что на приготовление пищи и уборку у меня так много уходит времени, что не хватает на саму жизнь. Я наконец-то начинаю уяснять, что в моем возрасте невозможно жить и работать без помощника, и не любителя, а именно профессионала, с которого можно и кое-что потребовать. Гафурбек, кричу я промелькнувшей тени, когда будем завтракать? Впрочем, нам с Валей всегда кто-нибудь помогал. Последним был Витя, Валин любимец. Витя, кстати, недавно звонил: он переезжает в райцентр, старый дом продает и начинает строить новый. Пока идет оформление купли-продажи, ему понадобились деньги на обустройство нового участка. Вчера Витя как раз звонил: сто тысяч рублей, которые я ему послал, он получил.
Еще до завтрака прочел несколько работ и несколько, уже самых последних, после завтрака. Неужели все?
В пятнадцать часов, забрав килограмма полтора огурцов, килограммов пять собранной Гафурбеком черной смородины, уехал в Москву. Добрался довольно быстро, за два с половиной часа. Дома ждал сюрприз -- завтра в одиннадцать утра заседание коллегии по жалобам на прессу. Но еще раньше мне надо будет закинуть в Институт прочитанные этюды. Почти ничего не делаю, как говорится, для себя. Ждет незаконченный роман, не двигается книга об этюдах, буквально вырываю время, чтобы хоть что-то записать в Дневник. В Доме литераторов стоит для меня огромная сумка с книгами -- конкурс "Пенне".
Из очень личного: заметил, что слабеет память, целый день вспоминал, как звали одного из соратников Александра Македонского, его друга. С огромным трудом и только вечером вспомнил -- Гефестион