19 марта, вторник. Весь вчерашний день нервничал, потому что Степан Кузнецов, которого мы должны были обсуждать, все не слал и не слал материала -- доделывал. Пишет Степа всегда тщательно, и глава из его романа, который он пишет уже несколько лет, была, как и обычно, вылизана почти до стерильного блеска. Обсуждение этой главы было тоже почти таким же, то есть все сказали, что написано хорошо, но даже в отношении мужчины и женщины нет должной тактильности. Все как бы мерцает, чистое и выдержанное в почти стерильном воздухе. Преимущество Степиной прозы для меня уже в том, что он не идет по общему пути -- маргинализация, какие-то подъездные истории, наркотики и вся та грязь, которая и в жизни, и в литературе, и на телевидении.
Собственно, до обсуждения я проводил традиционную разминку, говорили о сегодняшнем дне, о Кипре, об искусстве наших деловых людей и компаний не платить налоги, о попустительстве наших властей и прочем. Я также говорил о необходимости в литературе знать реалии, понимание которых также необходимы при чтении. Будьте любопытны и все время проверяйте себя словарями и справочниками. Рассказывал ребятам, как выглядели окрестности, в частности Никитские ворота, пятьдесят и тридцать лет назад. Вспомнил не только керосиновую лавку, которая стояла возле церкви Большого Вознесения, но и про гастроном, и про аптеку, стоявшую напротив памятника Тимирязеву поперек бульвара. Эта керосиновая лавка, которая промелькнула в булгаковском романе, вызвала у меня некоторые воспоминания. Но вот что интересно, в аудитории сидели человек двадцать пять ребят и никто из них, кроме Миши, не знал, что такое примус, который, как всем помнится, починял кот.
У нас работает комиссия министерства, говорят, достаточно серьезная, но жизнь тем не менее все же идет. И если о встрече с Кареном Шахназаровым я знал раньше, о том, что у нас сегодня Игорь Шайтанов, букерист, шекспировед, редактор "Вопросов литературы", я узнал, когда о его встрече со студентами Владимира Гусева начала говорить Олеся Николаева. В ее пересказе прозвучал эпизод, после которого я помчался в аудиторию, где проходила встреча. Будто бы Шайтанов, в частности, говорил Олесе Александровне, что Ирина Прохорова могла сказать: "Писатель тот, кого мы писателем назначили". Ну, тут я и полетел в аудиторию. Шайтанов прекрасный собеседник. Ловлю на ходу умные речи. Если в начале перестройки букеровский обед был явлением чрезвычайно престижным, то теперь это не обязательно и для банкира, и для общественного деятеля, и даже для представителя культуры и интеллигенции обременительно. А зачем ты туда едешь? Тусуются только литераторы, которых скоро будут считать за маргиналов при нашей власти. Однако Игорь Шайтанов сказал, что отношение к книге меняется. Он, видимо, имел в виду нынешнюю буржуазию, которая хотела бы со временем превратиться в аристократию. Эта самая будущая аристократия начала собирать библиотеки. В ином, конечно, формате, редкие книги, ценные или раритетные издания
В другой аудитории, в конференц-зале, в это время директор "Мосфильма" рассказывал очень интересно о кино. Шахназаров постоянно подчеркивал, что в прокате ничтожный выпуск отечественного кинематографа не сможет удовлетворить российского спроса, именно поэтому у нас и американские фильмы. Говорил о мощном советском кинопроизводстве, которое оказалось расстроенным и уничтоженным. Это было интересно, но меня больше волновал набитый студентами зал. Мне почему-то показалось, что все эти мальчики и девочки давно уже поняли, что к настоящей прозе и поэзии им не пробраться и кино, понятное и легкое, как им кажется, для исполнения, может стать их пристанищем.
Свободное копирование
