1 марта, пятница. Известия группируются по разрядам: "хорошие" и "плохие". Утром пришло письмо от читательницы.
"Уважаемый Сергей Николаевич, здравствуйте! Большое спасибо Вам за дневники, за автограф и пожелания. Я -- Ваша давняя читательница. К сожалению, сейчас уже нет возможности покупать все, что хотелось прочесть. Вот бы спросить наших законодателей, сколько там в потребительской корзине предусматривается на покупку литературы! Ведь в библиотеках совершенно не озабочены приобретением достойной литературы. Вы ведь знаете, наверное, что народ-то читает, если вообще читает. Могу поделиться. Почти 25 лет прослужила в центральной библиотеке в районе метро "Юго-Западная". Вообще-то, так жизнь сложилась. По профессии технарь и служила в советское время в министерстве. Ну не хочет народ сейчас ничего читать кроме журналов типа "Каравана историй" и любовной лабуды (прошу прощения) г-жи Стилл. И приходится набраться смелости обращаться к автору. Все-таки, Сергей Николаевич, название "Дневник" соответствует тому, что внутри? Или это хроника повседневной жизни писателя, летопись. В предисловии к Вашей переписке с М. Авербухом Е. Сидоров пишет, что Ваши дневники не дневники вовсе, а литературный жанр лирического высказывания и запечатления времени. По-моему, это многолетнее запечатление нашего времени заслуживает самой высокой похвалы от соотечественников, а находишь их в письмах М. Авербуха. Письма перечитала еще раз, Вы в них более открыты, чем в дневниках, а как написаны! Спасибо г-ну Авербуху, что он нашел слова, что нужно бы громко сказать здесь, дома. Сергей Николаевич! Извините за корявый язык, буду читать Ваш дневник за 2006 год, для меня теперь нет большего блаженства, чем книга и диван с пледом. Будьте здоровы и пишите, остались еще почитатели Вашего таланта. Всего Вам доброго и всех благ. Ваша многолетняя читательница -- Соколова Маргарита Николаевна"
Наверное, подобные письма получают многие писатели, но, даже сознавая это, письмо меня согрело. Все, значит, недаром! Я писатель не критики, я писатель читателей. Может быть, старых читателей
Утром взялся, наконец, за газеты, и если под вечер ничего не случится, а случается у нас что-то каждый день, в основном воровство, обман и аварии, то посвящу сегодняшний день Дневника газетам
"Российская газета". Интервью с Викторией Токаревой:
-- Почему один писатель популярен, а другой -- нет?
Виктория Токарева: Потому что один любит людей, а другой любит себя и только описывает, что у него происходит, а люди ему безразличны
-- Нравятся ли вам экранизации ваших произведений?
Виктория Токарева: Я их не смотрю. Шукшину принадлежит фраза: "Чем лучше литература, тем хуже кино".
Там же, в "Российской" в своей колонке Мих. Швыдкой размышляет о грядущем назначении нового худрука Театра им. Товстоногова вместо Тимура Чхеидзе, уезжающего на родину. "Он не допускал театрального хамства, которое сегодня нередко заменяет талант". Какая точная мысль!
В той же газете, в заметке "Бровкин на парковке" размышления о недавней истории. Молодой человек не поделил что-то с другим автомобилистом и застрелил его. Носил, значит, травматическое оружие и, наверное, хотел только попугать, пофорсить. В средствах массовой информации много об этом говорили, выясняли причины. Для меня все открылось в первой же фразе Татьяны Владыкиной, автора заметки. Даже в первых пяти словах
-- 24-летний Паша Бровкин, наследственный миллионер из Нижнего Новгорода, конфликт с детским кардиохирургом на парковке разрешил, выстрелив пару раз в доктора...
"Литературная газета" в последнем номере напечатала небольшую рецензию-аннотацию на "Дневник не-ректора". Очень точно все сделано, я еще раз поразился квалификации, с которой часто делают даже мелкие материалы: "Дневники Сергея Есина давно завоевали популярность у ценителей автобиографической прозы, они были отмечены престижными премиями и даже стали предметом литературоведческой монографии. До 2006 года СН. Есин был ректором Литературного института имени АМ. Горького. Значит, перед нами книга в старинном и всегда остроинтересном жанре, написанная по горячим следам как чисто академических, так и закулисных баталий за это высокое звание, не всегда чистых по исполнению, не чуждых интриг, которых в вузовском мире не меньше, чем в любом другом, где пахнет властью. Потому и этот "Дневник" местами читается как детектив. Первый год свободы от этой призрачной власти дается автору нелегко, хотя и приносит много радости, а вместе с неизбежными потерями и свои обретения. Как говорил автор в одном из интервью: "И сейчас я с большим интересом наблюдаю, как рассаживаются не только зрители вокруг капитанского мостика, но и желающие во что бы то ни стало на него взбежать. Мне это очень интересно"
Еще больше, чем рецензия на мою книжку, порадовала статья Татьяны Шибаевой в рубрике "Литпрозектор" "Пьеса для пенопластового пианино". Здесь есть определенная интрига. Дело в том, что по моему любимому радио "Эхо Москвы" несколько недель подряд шла претенциозная реклама романа сотрудницы "Эхо". Она обычно ведет передачу о русском языке и еще аналогичную рубрику в "толстушке" "Российской газеты". К сожалению, я в свое время не записал этой вычурной словеснодамской вязи. Татьяна Шабаева пишет: "Журналистка Марина Королева, сопроводив свою книгу "Верещагин" пафосным подзаголовком concerto grosso". Дальше цитату не привожу, но это претенциозное concerto запомнилось и в рекламе наряду с совершенно умопомрачительным и выспренним рекламным текстом. Я уже тогда почувствовал поживу, но до книги так и не добрался. Между тем не вижу ничего необычного, когда, так сказать, в качестве личной услуги радио рекламирует аудиокниги Натальи Басовской. Вместе с Алексеем Венедиктовым Басовская делает такие передачи, которые я бы в принудительном порядке заставлял слушать наших школьников вместо чтения бреда в наших современных учебниках по истории... Но ближе к замечательному роману журналистки М. Королевой. О чтении теперь не будет и речи, но вот цитата из рецензии на роман. Так сказать, в одном флаконе
"Но, возможно, в этой беспомощной, с зияющими композиционными нестыковками книге таятся глубокие и свежие мысли, которые автор просто не умеет облечь в художественную форму. Вот ведь у главного героя есть какая-то жизненная философия: "Родиться в России. Несчастье это, наказание, пожизненное заключение. Не верь тому, кто талдычит тебе: "Я горжусь тем, что здесь родился". В каком смысле этим можно гордиться? Смириться -- да, по-христиански смириться, принять можно, но гордиться... Ну пусть теперь гордится местом своего рождения тот, кто появился на свет в тюрьме или в колонии, от родителей-заключенных". И заклинание, повторенное много раз профессором любимой женщине: уезжать, спасаться, хоть спастись и невозможно, потому что "досиживать все равно придется, не в этой жизни, так в следующей"
Нет, не сказать, чтобы это было очень свежо и сильно
Свободное копирование
