20 октября, суббота. Проснулся весь в поту, ночью болело горло. Усилием воли заставил сделать зарядку, хорошо, что на улице тепло. Утром вспомнил, что именно 20 октября умерла мама. Это особенность человеческой психики: как только даже у старого человека что-нибудь заболит или возникают мысли о смерти, он вспоминает мать. Будто и сегодня может защитить. А я уже прожил на свете на 10 лет больше, чем мама, и на двадцать, чем брат.
Довольно много думаю о романе Буйды "Синяя кровь", который, конечно, хорош. Если уже серьезно, то видно и влияние латино-американской литературы, и определенный журнализм, и документальность. Я понимаю, что прототипом стала актриса Караваева и ее трагическая история. Но сколько в романе тонких наблюдений, как точно написано и с каким размахом! Конец романа меня просто потрясает -- это перечисление предметов, принадлежащих героине. Практически я уже почти год повторяю то, о чем написал Буйда -- я пишу роман о вещах, которые останутся после меня.
Утром наверху, в комнате Вали, написал еще одну главку -- "Диван, как в музее". Это о диване, на котором спала моя собака. Над ним сейчас висят четыре фотографических портрета Вали, а над ними еще и огромная акварель Семена Кожина с пейзажем из Ирландии.
Днем принялся обедать (кормлюсь еще во дворе, на летней кухне), услышал выступление Льва Абрамовича Додина. Передача идет под рубрикой "Культурный шок", и неизменно ее ведет бывшая не очень успешная, по мнению моих знакомых, актриса, а ныне известнейший политический деятель либерального толка Ксения Ларина. Ее позиция всегда самая современная, а что касается остального, она про все слышала. Как хорошо, что находятся люди, которые способны твердо отвечать на ее либеральный бред. Как актриса, она, конечно, с особым энтузиазмом вымещает все свои неосуществленные мечты именно на родной сцене. Надо, конечно, сказать, что самый трудный театр -- это реалистический с его психологической рефлексией, в которую -- в лучших образцах -- он втягивает и зрителя. Но как же совсем недавно на два голоса Кения Ларина пела с Кириллом Серебренниковым, настоящим антагонистом психологического театра. Здесь дуэта на знакомую тему не получилось. Додин определенно сказал, что он за русский театр, за театр психологический, за театр репертуарный. Он даже "против" ( милая Ксюша подбросила, в рамках своего видения, вопросик), чтобы театр превращался в шоу. Против разных экранов на сцене, громкоговорителей, телевизионных трансляций. Пусть театр остается театром. В доказательство своей мысли Додин привел примеры митингов во время революции. Огромные площади слушали и Ленина, и Троцкого. Не существовало никаких усилителей, они говорили своими голосами. И площади их слышали, потому что вслушивались, хотели услышать. В театре люди тоже должны хотеть услышать актеров. Дальше Лев Додин говорил, что современных, с их криком и форсированными радиоголосами, заводил люди не слышат. Люди в театре должны разглядывать человеческое лицо, а не готовым, с "нужными" переживаниями, в увеличенном виде его должны показывать зрителю на экране.
У замечательного режиссера -- сужу, потому что видел не один у него спектакль, -- есть еще одна справедливая мысль о разных жанрах в искусстве. Все может существовать: и театр и шоу, но в театральной иерархии у всего должно быть свое место. И вот дальше Додин рассказал эпизод из своей молодой жизни. В Ленинграде он попал на выступление группы американских писателей высокого ранга, типа Стейнбека, были названы еще какие-то подобные имена. И вдруг в зал вошел еще один американец. И наш все знающий зал зашелестел: Артур Хейли, Хейли. Но этот американский и очень популярный у нас в то время писатель, вместо того чтобы сесть в президиум со своими товарищами, садится где-то в последних рядах. Естественно, потом его спрашивают: как же так, вы такой знаменитый?
Ответ Хейли: я детективщик, а эти ребята представляют литературу...
У нас самый знаменитый в стране писатель -- Дарья Донцова.
Свободное копирование
