22 мая, вторник. Опускаю сдвоенный семинар, на котором разбирали прозу и публицистику. Досталось Кате Писаревой, которая написала восторженный материал о юбилее театра Марка Розовского. Здесь, кроме восторгов еще и пассаж о краже у Розовского Товстоноговым спектакля "История лошади". Как молодой писатель все может принимать на веру! Уже Розовский, а не Ролан Быков основатель студенческого театра МГУ. Потом досталось моей Каранусовой -- она написала небольшой материал о театральном этикете. Разбирали также небольшой, но весь "сделанный", хотя и не без таланта, рассказик студентки из семинара Апенченко.
Как всегда, в час тридцать началась кафедра. Не было тех, кто никогда и не бывает. Волгина, Сегеня, Кострова, Балашова. Кроме кафедральных историй, слушали доклад о современной поэзии Геннадия Красникова. Удивительно глубокий и знающий человек. По крайней мере, мне его доклад был очень интересен. Но сегодня утром по радио услышал такую фразу о современном состоянии поэзии, говорил кто-то из зарубежных, знаменитых поэтов. "Мы выпускаем сборники стихов тиражом 100-150 экземпляров, дарим их друг другу, ставим на полку и не читаем..." Но поэзия сейчас колыхается в Интернете, по подсчету специалистов, что-то около миллиона людей выставляют в Интернете свои стихи. Во времена Пушкина подобных писателей-профессионалов и любителей -- было около семи тысяч человек.
Около трех пришла, как договаривались ранее, Соня Рома. Она пришла со своим третьим и, думаю, последним мужем. Это ирландец лет пятидесяти, родственник Юджина О'Нила, зовут Патрик. Уверенный в себе, крепко сколоченный человек, очевидно, что влюблен в жену. Соня невероятно похорошела. Поговорили с радостью и наслажденьем. Про ее пьесы, успехи, про ее нелюбовь к местечковому некультурному еврейству. Я посоветовал ей перевести на английский ее монографию.
До того как уехал в театр, поговорили с ректором. Уходит на полставки М. П. Лобанов, я боюсь, чтобы у нас не оказался кто-нибудь из "нужных" людей. Один раз чуть уже не оказался бывший помощник Лужкова, тем более что недавно я видел его снова выходящим из нашего здания. Я за то, чтобы сразу же взять Олега Павлова. Кажется, здесь мы с ректором договорились. Павлов -- это наша школа, но главное, ректора привлекает его титулованность. Теперь моя задача взять на кафедру Максима Лаврентьева. Кстати, на состоявшейся сегодня кафедре о нем очень хорошо говорил Красников.
Теперь несколько слов о международном фестивале балета. Было, как и в прошлом году, невероятно скучно, пока хорошо подготовленные девочки и мальчики катались по полу и что-то коряво изображали. Кризис балета -- это еще и кризис масштабной балетной музыки. Все, повторяю, было невероятно скучно, до тех пор пока в конце первого отделения не грянуло па де де из "Лебединого озера". Здесь двое "нидерландцев", причем дама с русской фамилией Анна Цыганкова, а вот кавалер натуральный -- Мэттью Голдинг. Второе отделение концерта было повеселее, модерна поменьше. Естественно, лучший номер всей программы -- это гран па из "Дон Кихота" с очень точной Евгенией Образцовой и просто невероятно техничным и артистичным Александром Волчковым. Это что-то потрясающее.
Русские теперь в любом балете. Занятно, что в антракте ко мне подошла дама, которую я не мог вспомнить, назвала меня по имени-- отчеству и спросила, не моя ли дочь танцевала в только что промелькнувшем на сцене фрагменте из балета "Мария-Антуанетта". Это венский государственный балет, но в нем основной солисткой, балериной некая Ольга Есина.
Что-то в антракте наговорил телевидению. И относительно русских имен в мировом балете, и относительно модернизма; зритель в балете его не приемлет. Русскому всегда и во всем нужен смысл, и, если его нет, мы его выскребаем из собственной фантазии. Кстати, вот что я не сказал, вернее, не смог доказательно вписать, но тогда просто сформулирую как мнение: даже в разных модернистских фокусах зарубежных новаторов мне всегда чудятся находки Григоровича. Я слишком давно смотрю его балеты. Мировой балет успешно усваивает "Спартака", "Щелкунчика" и "Легенду о любви".
После длинного спектакля был еще и фуршет. Самой интересной для меня на нем фигурой был мой сосед Слава Белза. Он рассказывал, как всегда, удивительные истории. Например, когда праздновали 90-летие Игоря Моисеева, Ельцин вышел на сцену и, обращаясь к юбиляру, назвал его Борисом Моисеевичем. Тогда Ельцин сказал вещую фразу: "На сцене Большого театра даже президент может ошибиться".