24 апреля, вторник. Семинар сегодня, "жалеючи" ребят, провел за 1 час 20 минут. Обсудили небольшой рассказик Миши Тяжева "Будь здоров, братан". Дима Жуков сказал очень просто: "Миша пишет как большой писатель". Отчасти, даже в целом, это вполне справедливо. Один день в жизни обычного пятидесятилетнего пьяницы в родном для Миши Нижнем Новгороде.Недостаток рассказа -- в его традиционности. Но зато с какими поразительными деталями все это написано, как точно, с каким пониманием глубинной психологии. Из ребят во время обсуждения вытягивал отдельные детали, отдельные находки в языке и сюжете. Замечательное место, когда этот пьяный мужик уносит живой, в горшке цветок. Все отмечали, что рассказ не производит впечатления "чернухи" -- в нем нет злобы, и этот русский пьяный парень никому не приносит зла.
Семинар провел быстро, чтобы дать ребятам возможность пообедать. В 12 часов у нас общеинститутский семинар -- "Границы искусства". К сожалению, все прошло не так хорошо и интересно, как могло бы быть. Еще две недели назад на кафедре Олеся Николаева, вся, впрочем как и мы, воспаленная историей с девицами, пропевшими непотребство в Храме Христа Спасителя, предложила провести подобную конференцию. Я вяло был против, полагая, что тема интересная, но проводить надо, когда все уляжется и мы сможем сосредоточиться на действительно важных вопросах. Но наше христианское большинство, -- а я ведь тоже христианин -- заворковало, что скорее, скорее... Олеся Александровна сходила к ректору, я устранился. На кафедре, по крайней мере, четверо преподавателей позиционируют себя как люди, непосредственно по своей деятельности связанные с церковью. Это Олеся Николаева, выступающая вместе с мужем, пресс-секретарем патриарха, по вопросам веры, это Владимир Малягин, работающий в церковной печати, это Саша Сегень, получивший премию патриарха и написавший роман "Поп", наконец -- пятый! -- Алексей Варламов. Я уже не говорю о ректоре и проректоре А.Н. Ужанкове. Приглашала "выступающих" сама Олеся Александровна. Я мстительно помалкивал, потому что я сделал бы все совершенно не так, но, может быть, в этом я разбираюсь меньше. Ну, пусть, думаю, это собрание Олеся Александровна и ведет.
Когда я вошел в конференц-зал, президиум был укомплектован: Алексей Варламов, Олеся Александровна и некий священник, кандидат филологии, защитившийся по творчеству Н.В. Гоголя. Ректор сидел на последнем ряду, я на предпоследнем. Довольно быстро прибежал откуда-то со своих лекций и С.П.; он тоже обещал выступить с сообщением на тему конференции. Он решил говорить что-то на свою тему -- о восприятии в мире Салмана Ружди с его романом "Сатанинские стихи". Забегая вперед, должен сказать, что он-то первым по-хорошему и взорвал аудиторию, заговорив об удивительной нетерпимости верующих. После него все и покатилось. К сожалению, многие из объявленных людей не пришли. Не было самых интересных: Ирины Роднянской, Светланы Семеновой, Максима Соколова.
Сначала свои листочки прочел Алексей Варламов. Это было интересно, но по сути -- статья, которую Варламов или завтра напечатает, или уже напечатал. Тезис Пушкина. Потом опять с бумагой в руке в академической манере, будто на профессорской конференции, где важны только детали и все знают универсальный материал, выступила Рената Гальцева, потом монах, специалист по Гоголю. Все это было как во время собраний или пленумов в Союзе писателей СССР. Когда надо было не только высказаться, но, главное, потом "сдать" свой текст. Выступления немедленно печатала "Литературная Россия" или "Литературная газета". Потом встал Толкачев и, ни разу не заглядывая в бумагу, объяснил разницу между светским и религиозным взглядом на литературу. Здесь впервые почувствовался интерес зала. Но в самом конце своего выступления С.П. все же в каком-то своем контексте произнес слова Pussy Riot. Немедленно взвилась Олеся Александровна. Ах, ах, запрещенные и неприличные слова. В конце выступления Сергею Петровичу несколько наших просвещенных преподавателей пытались задать какие-то вопросы, растекаясь в огромных словесных упражнениях. С.П. внимательно слушал и постоянно спрашивал: где вопрос?
А потом всех начала учить Галина Ивановна Седых. Среди ее ученых тезисов был один: русская литература, дескать, всегда была аполитична. И вот после скучной, длинной, нравоучительной речи нашей замечательной Галины Ивановны встала наша студентка Татьяна Потемкина из семинара Малягина. Из уст этой девочки все вдруг услышали некую иную трактовку инцидента в храме. "А если в стране уже нельзя высказаться о цинизме власти, захватившей страну?" Татьяна говорила об этом, как о продуманном. Это был иной взгляд на происходящее. Потом еще очень неплохо говорил и мой Жуков. "Что, мы разве не понимаем, зачем вы собрали эту конференцию?" Президиум начал всех окорачивать. Тут пришлось встать мне. Я сразу сказал, что все комментарии об инциденте в храме я предоставляю нашему академическому президиуму, но, во-первых, я бы возразил Галине Ивановне о характере русской литературы ХIХ века -- она сплошь была социальной и политической, а во-вторых, кому же позволено так затыкать на конференции рты студентам?
Свободное копирование
