24 февраля, пятница. Нас с Левой поселили в самом центре Гатчины в старинном, полукруглом в плане здании, в котором еще чуть ли не в ХVIII веке помещался какой-то цейхгауз. Я всегда знал, что на первом этаже здесь был мрачноватый по убранству ресторан, но с очень неплохой кухней. Не один раз во время Гатчинского фестиваля нас там кормили. Оказывается, на третьем этаже, под самой крышей, существует еще и маленькая прелестная гостиница. Небольшие номера с отличной ванной комнатой, в которой стоит душевая кабина, c прихожей, с избытком тепла, провинциальной стерильной чистотой, хорошо простиранным и отглаженным бельем и просторной постелью. Вечером мы, конечно, хорошо поужинали за казенный счет (в поезде ели консервированный борщ, разогретый в буфете на микроволновке), полакомились запеченным в сыре судаком и салатом по-гречески, а утром нас еще накормили завтраком не хуже, чем в Париже. По крайней мере, круассаны были не хуже. Из русской добавки в меню был творожный сырок, но горячую воду для кофе пришлось брать из кулера.
Уже утром выяснилось, что мы заняты только с часа дня. Отправились гулять по памятным местам. Для Левы это еще и некая память о его жене Шуре, маленькой женщине-птичке, которая умерла совсем недавно. С Левой они когда-то обошли весь город, все соборы. Город, кстати, несмотря на оттепель, производит впечатление хорошо вычищенного и ухоженного. Теперь уже мы с Левой отправились в памятное путешествие. В Павловском соборе я был впервые, это середина девятнадцатого века. Очень точна и выразительна скупая форма, деревянные, будто в хате, полы из тяжелых лесин. На канон поставил десяток свечей -- почти за всю родню, которую помню. В Покровском соборе я бывал и раньше, здесь такая же дорогостоящая простота и изящество, как и в Павловском. Здесь иконы с изображением Иоанна Кронштадтского и Марфы Гатчинской. В соборе идет ремонт, все сурово, через несколько дней начинается пост.
В час пришла машина и мы поехали в библиотеку, через железную дорогу, мимо аэродрома, самого старого в стране, которому в прошлом году исполнилось сто лет.
В этой библиотеке я уже был прошлый раз. Все такая же образцовая чистота, порядок, хорошая мебель, ощущение, что работа здесь не показная, на публику, а постоянная и серьезная. Старшеклассники -- первая встреча была с ними -- уже сидели. Вторая встреча была с библиотекарями, кажется, были и учителя, хотя учителя, самая консервативная часть провинциальной интеллигенции, ни на что ходить не любит. Встречи эти прошли хорошо, мы с Левой дуэтом, помогая друг другу, споря и часто не соглашаясь друг с другом, вели свою песню. Не очень высоко ценя себя, я все-таки предполагаю, что подобные встречи местной интеллигенции с информированными людьми из столицы как-то поднимают общий уровень. Кстати, библиотекари отмечают, что читать стали больше, и в частности молодежь. В общем, на двух этих встречах мы с удовольствием полетали.
Самым интересным, однако, были разговоры с директором, Еленой Леонидовной Бабий. Это сильная, несмотря на взрослых дочерей, еще красивая, умеющая наблюдать и думать женщина.
Сначала о некоторой, в связи с близостью к Ленинграду, экспансией в Гатчину людей из Средней Азии , но в основном с Кавказа. В классах уже больше черноголовых ребят, чем белобрысых. Рассказала Елена Леонидовна о недавней драке мальчишек. Черноголовые ребята пришли в библиотеку в своих тюбетейках. Им сделали замечание, что в России не принято находиться в помещении в головном уборе. А у нас принято! Кто-то из русских мальчишек сбил панамку с головы наиболее задиристого, началась драка.
Много и других было случаев и рассказов. Елена Леонидовна, депутат и местного, и районного советов. Здесь тоже интересные, а часто и драматические случаи. Проблема медицины, которая не может из-за недостатка средств лечить всех как надо. Я вспомнил, что совсем недавно "Российская газета" вышла с таким заголовком: "Об онкологии". Об остальном молчу.
Вечером Лева уезжает. Мы пообедали с ним в ресторане при гостинице. На питание нам положили по 500 рублей за еду на каждого. Вечером, проводив Леву, зашел в небольшой продовольственный магазин. Цены процентов на 20--30 здесь ниже, чем в Москве. Отборное куриное яйцо не 55, а 40 рублей, "Российский" сыр -- 210, кефир и молоко в картонных пакетах -- 32 рубля.
В Европе сапожник, чтоб барином стать,
Бунтует сапожник, привычное дело.
У нас революцию делает знать.
В сапожники захотелось.
Это Растопчин, один из поэтов, предреволюционная эпоха. Все знающий Лева объяснил: Растопчиных было много. И заодно вскрыл неясную этимологию фамилии --"растопчня" -- растопка, "растопчин" -- истопник.
Свободное копирование
