24 апреля, вторник. Утром звонили из "Маяка", просили сказать несколько слов о Ельцине. Но потом неожиданным для меня оказался ракурс: "Скажите о культуре при Ельцине". Я-то подготовился к разговору в общем. Неожиданным оказался и посыл ведущего передачу Гриши Заславского: "В книжке, которую вы мне подарили, уже было намечено ваше критическое отношение к Ельцину". Ну, я и пошел говорить... Я мог бы наговорить и больше и жестче, если бы заранее точно сказали о теме. Весь предыдущий вечер промаялся над рассказом Саши Кузнецовой "Японская опера". Начинал, бросал, снова начинал. Ощущение сценария фильма, состоящего из фрагментов фильмов, которые я видел раньше. Может быть, теперь и не надо собирать жизненный материал, а просто смотреть фильмы и из них вынимать какое-то подобие сюжетов? Не скажу, что все плохо написано, но есть ощущение некой всеобщности и пустоты. Этим полтора часа и занимался на семинаре. Кстати, причем здесь японская опера, объяснения я почти не получил. Сама Саша оказалась твердой девушкой, пытающейся все досказать в литературе. У нее уже сложилось убеждение и в своей правоте, и о литературе вторичной, маргинальной. Я полтора часа говорил ей одно, она мне полтора часа другое. Немедленно при этом объединилась плохо пишущая часть семинара. Но может быть, я просто стар и молодежь лучше меня знает, как выражать действительность?
Утром занимался отправкой на диализ В.С., которая встала очень рано, погремела кастрюлями, разбудила меня и задолго до отъезда была одета. Теперь отъезд и прибытие у нее главная страница, она, как собака, которую должны вывести гулять, уже за час сидит на табуретке у двери. Меня это жутко нервирует.
На кафедре довольно долго вел разные разговоры с преподавателями. Все охотно рассказывали о юбилейном вечере Тарасова. Оказывается, к окончанию в зале сидела уже только половина народа. Все говорили о том, что было скучно и занудливо. Это, конечно, можно было предугадать, особенно, когда выяснилось, что вести вечер будет Юра Лощиц. Парень он прекрасный, но темперамент кабинетный. Потом я хорошо знаю психологию писателей: каждый только о себе, о юбиляре быстро забывают, но тем не менее жаль, что так получилось.
Несколько дней назад мне звонили от Ильи Глазунова с просьбой выступить на пресс-конференции по поводу выхода книги его воспоминаний с несколько претенциозным названием "Россия распятая". Я, в свою очередь, попросил привезти книжку. Оказалась, что у книжки есть и еще один недостаток - она тяжелая, и ее трудно читать лежа. Но когда я утром в нее вперился, ожидая вместе с В.С. "скорую помощь", оторваться уже было невозможно. Эпизоды есть замечательные, потому что Глазунов хорошо и до деталей знает историю. Вернее, разные истории, которые, правда, порой интерпретирует своеобразно. Как жалко, что мало собственного, свободного чтения, много и писания и чтения рабочего. Приблизительно так я и составил свое выступление на пресс-конференции.
После конференции пили чай в кабинете мэтра. Это двухэтажный эркер на углу здания, что против Пушкинского музея. Замечательная старинная мебель, обитая гобеленом с орлами и коронами. И.С. сказал, что один из диванов принадлежал Александру П. На стенах старые картины и скульптурные медальоны. На чаепитии были Саша Проханов, Леня Монастырский, А.Е. Карпов, Володя Гусев, не наш, а из "Современника" и еще несколько человек - спонсоры и дарители. Гусев редактор и вдохновитель книги. Было интересно. Как всегда, Глазунов что-то рассказывал, я поражался его памятливости. В частности, об одном эпизоде, рассказанном Евтушенко. Как друзья поэта написали Горбачеву донос по поводу его поездки в Париж. Прозвучала фамилия Приставкина.
Когда я вышел из картинной галереи, в храме Христа Спасителя как раз началось прощание с Ельциным. Уже дома я видел эту церемонию по "Ewropa nuws". У меня не возникло ощущения, что возле храма и внутри народа было очень много. Впрочем, позже телевидение рассказывало, что люди стояли чуть ли не целую ночь. Оказалось, что это даже не Сахаров.