1 марта, четверг. Утром все же позвонил Сергею Кондратову. Я укротил свою гордость, стал думать, что правда есть, наверное, и на другой стороне. Да, С.А. приехал, да, на работе, да, я ему доложу, - сказал на этот раз женский голос, наступила пауза, разные гудки в телефоне, уже я, бедный и несчастный проситель, подумал, что сейчас меня соединят... Нет, вердикт был обычный: мы свяжемся с вами после обеда. Как ни удивительно, а я так порадовался, что снял свое ожесточение и внутри себя нашел оптимальную интонацию. Второе удивительное: через пару часов, когда я еще сидел за обедом, "соединились". Прежний голос С.А., я сразу же его успокоил: Сережа, мы без денег обошлись, но дай нам пару комплектов книг. И все сразу решилось, денег действительно не будет, и резонно, раньше это была серьезная сумма, сейчас уже все по-другому, но два комплекта по 60 с лишком томов своей новой "Российской энциклопедии" Кондратов, святой человек, дает. Ура! Я поинтересовался еще и ценой - почти сто тысяч с магазинной наценкой.
Сегодняшняя программа началась с маленького очаровательного документального фильма Контантина Артюхова "Сибирский сказочник" - о Петре Ершове. Никакого нажима, не очень много материала, совершенно русский характер, любовь к людям и России. Потом документальный фильм с длинным, выражающим некоторое сомнение по поводу чистоты жанра названием "Хранят так много дорогого...или Эрдман и Степанова: двойной портрет в интерьере эпохи". Еще в фойе невероятно энергичная Галя Евтушенко представила мне и Мысину, которая читает за Степанову, и ее мужа, оказавшегося Джоном Фридманом, специалистом по Эрдману. Я сразу же спросил про Виталия Вульфа, без которого ничего вообще не появилось бы. Он, оказывается, вежливо отмечен в титрах, в самом конце.
После просмотра, обмениваясь мнениями в жюри, мы обнаружили здесь целых два фильма: одну из самых высоких любовных историй века и непонятную апологетику Эрдмана, замешанную на политике. Как и всегда в России, бабы оказываются сильнее и значительнее в любви, нежели мужики. Объективно Эрдман предстает перед зрителем мелким человеком, не стоящим любви великой актрисы. Я тут же, еще вслушиваясь в сетования по поводу эрдмановской ссылки, вспомнил о сосланном в Крым Овидии. Не заигрывайся с империей. Это правила ее игры. Любопытны были также сравнения Эрдмана с Сухово-Кобылиным и Гоголем. Неймется современникам. На моей памяти Гроссмана сравнивали с Толстым. Очень интересно Андрей Василевский говорил о драматургии Эрдмана. Она ему тоже не очень нравится. Всюду идет война за право остаться в истории.
Потом два фильма-гиганта: "Вы не оставите меня", который Алла Сурикова сделала по повести Сергея Ашкинази. Где она ее нашла, как она к ней попала, я сегодня же буду искать на это ответ. Доронина ставит спектакль по Распутину, а Сурикова по Ашкинази. Может быть, это закон восприятия? Но не говорите мне тогда, что в искусстве отсутствует национальный компонент. Второй мощный и объемный - фильм Эльдара Рязанова "Андерсен. Жизнь без любви". Мои ожидания, пожалуй, оправдались, но не полностью. Теперь буду Андерсена олицетворять с актерами Мигицко и Станиславом Рядинским. Фильм, к сожалению, распадается на нескольких больших эпизодов, скорее даже аттракционов. Но, кажется, так же как и зритель, знающий что-то более серьезное об Андерсене, и сам Рязанов не очень доволен. Не сказал, не осмелился сказать, не смог сказать? Одной общей идеи - христианской ли, социальной, этической - нет. В телевизионной версии будут показаны еще какие-то эпизоды. Мое-то убеждение, что концепцию "не до конца" не исправишь ничем. Целый ряд проблем выглядят облегченными или искусственно вшитыми в фильм. В частности, почти насильственно внесена еврейская проблема. Мы говорили об этом с Соней, и она, как опытный кинематографист, совершенно со мною согласна. Она, правда, невнимательно смотрела титры и не поняла, что деньги на фильм дали, в том числе, Семен Вайншток и Мишель Литвак. Я даже был готов согласиться с эпизодом, правда, хорошо и сочувственно известным, о короле Дании, прицепившем на королевский костюм желтую звезду Давида. Но уж погром-то в датской столице в середине века причем?
Пришел домой через парк, по белому снегу, лишь около двенадцати ночи. Зашел к ребятам, Виталик у себя в номере вместе с Колей были, как ласточки. Виталик рассказывал мне о своем путешествии по милиции и вытрезвителю. Было очень занятно, особенно когда он принялся снова читать стихи про аленький цветочек. Я очень хорошо понимал эту ситуацию двух несовпадений.
В кинотеатре на этот раз просидел долго, потому что нельзя было пропустить вечер Елены Соловей. Это наша инициатива и заслуга, чтоЕлена Яковлевна приехала на фестиваль. Возникли какие-то юбилеи, которые позволили пригласить эту крупную актрису. Для меня это имеет значение еще и потому, что она снималась в "Сороковом дне", последняя ее роль в России. После ужина в гостинице у Гаккелей я вернулся в кинотеатр, чтобы просто взглянуть на нее, но оказалось, что меня все ищут и в финале требуют на сцену. Вел все Веня Смехов живо, он к этому привык, но материал был не прожеван. Выходили кинематографисты, перемежая собственные восклицания по поводу артистки Соловей рассказами о себе. Я сумел этого избежать. Говорил о составляющих духовного мира человека, куда в наше время вписываются и актерские лица и пр. Говорил коротко и неплохо.
Зал был полон, и много было прессы. Сидели все наши мэтры. Здесь же я поразился дисциплине Рязанова - просидел в зале с самого утра, посмотрел все. Это и дипломатия, выражение уважения к коллегам, и огромная профессиональная дисциплина. Кстати, когда на сцене - я забегаю вперед - немножко понесло Инну Макарову, и она стала пересказывать мой роман о городе, где учились Пастернак и Ломоносов, то Рязанов очень точно отреагировал: Марбург? Не уверен, что Рязанову понравилось, когда Соловей стала говорить о том, какой замечательный режиссер Никита Михалков, как он хорошо работает с актерами и как их любит. По-моему, Рязанов с Никитой Сергеевичем воюет.
Когда сорок минут иду один среди черных деревьев совершенно безлюдного парка, где могут и обидеть и убить, то думаю, что это подсознательный вызов, предъявляемый судьбе каждым художником. Прочувствовать возможность быть ограбленным, изувеченным, убитым - какая удача для творца, какие импульсы!