26 января, пятница. Со вчерашнего вечера мучился с дипломными текстами Володи Никитина.Здесь особая структура и особая стилистика, которая накладывается на Володину, совсем почти не художественную, манеру писать. Он для прозы слишком умен. И ночью читал и утром и все-таки собрался и написал на него рецензию для защиты. В моих рецензиях меня всегда удивляет то, что я не могу скрыть подлинного отношения к своему ученику. Я всегда помню о возрасте и другом поколении, и, кстати, очевидно, что нынешнее поколение уже говорит на другом языке. Не продолжает ли писатель писать только для своих сверстников? О корифеях со всемирной славой не говорю.
Читать прозу Владимира Никитина не самое большое удовольствие. Вернее, не получится читать ее в метро, между делами, не отвлекаясь от собственных мыслей, так, как мы привыкли читать вообще: особенно не напрягая свое восприятие, быстро, листая страницы и пропуская служебные описания. Проза Никитина требует чтения, как чтения псалтыри, строчка за строчкой, а то потеряешь смысл. В старое время и читали-то за письменным столом. Но когда, словно в сложном, не как из "Московского комсомольца", кроссворде, одолеешь никитинские притчи и истории, они потом, уверен, долго будут жить с читателем и толкать его к собственным размышлениям.
Из этого диплома я поначалу хотел бы исключить небольшой цикл со страницы 19 до страницы 28, рассказывающий о восприятии ребенком смерти через рассказы родителей, через собственные потери. Здесь есть африканские барабаны, воспоминания сына, потом дочери, ковбойская шляпа отца, тридцатиградусный мороз. Но уже при чтении монолога "Тень Гамлета" наткнувшись на необходимость собственного значительного труда к открытию и смысла и художественного строя произведения, я все же счел, что Никитина здесь скорее не понимаю я, нежели не понимает задачи литературы и ее практику он. Никитин читатель и почитатель зарубежной литературы с ее игрою не характеров, а смыслов. Я бы даже сказал, что он слишком умен для русской прозы.
Любимый жанр Никитина - притча, с рассказом ему справляться труднее. Как всегда, притча открывает вещи простые, но настаивает на проникновение во внутренний мир читателя, ее задача схватить его за печенку. Собственно, таков небольшой цикл "Святая Елена и бес". Но притчи здесь все какие-то наши: о вражде партий, о неумении слышать друг друга, о миротворческих миссиях, о гибели государства из-за идеи.
Рассказы Никитина, по сути, тоже притчи, ну если не притчи, то социальные портреты. Ведь когда мальчик и девочка, должно быть девяти- или десятиклассники, из рассказа "Дети" быстро "влюбляются" друг в друга - это ведь не Ромео и Джульетта, и проблема у них не вражда родов, а беременность, приобретенная играючи. Или когда люди прячутся в шкаф в мандариновой саге Никитина - это не Кай и Герда. Приходится лезть в шкаф, потому что северные олени уже не уносят на Северный полюс.
Среди, как бы сказал музыкант, "опусов" Никитина в этой дипломной работе есть два рассказа, одним начинается, а другим заканчивается весь этот увраж. Рассказы "Черепаха" и "Тень Гамлета", бесспорно, принадлежат к тому виду человеческой деятельности, выражающей движение мысли, которую мы называем литературой. В первом случае это рассказ мальчика, в орбиту которого попадает сегодняшний мир и детей и взрослых, а во втором - трагически-философский русский быт с его вечными философскими вопросами и русскими слабостями. Здесь я, как говорится, снимаю шляпу.
Мне осталось написать еще сакраментальную фразу: диплом соответствует принятым нормам и традициям Литинститута и может быть защищен. Правда, я вспоминаю защиту Вадима Степанцова, но думаю, что жизнь все-таки идет вперед.
А вот рецензия на Юру Глазова. Я с ним тоже намаялся, но совершенно по-другому, нежели с Никитиным. Этот текст уже после переработки. Я еще не встречал молодого писателя с таким честолюбием и таким навязчивым ощущением, что литература доступна всем и если взять ее хорошенько за холку, то на ней можно доехать до звания классика. Когда мы с ним уже наметили, какие рассказы войдут в сборник, Юра чуть ли не в одну ночь все это объединил в некое подобие общего текста. Появилась иллюзия крупной вещи. Когда я попросил его вернуться к первому варианту, он опять все сделал за сутки и опять в облегченном виде. Будем еще переделывать заголовок и кое-что убирать из рассказов. Рецензия-отзыв пока условна.
Как правило, студенты Литинститута пишут свой опыт. У одних этот опыт расширен зоркостью социального зрения, другие, как говорится, "приваривают" близкую им философию, третьи уходят в дебри быта и разнообразных межличностных отношений. Юрия Станиславовича Глазова все годы его творческого пребывания в институте очень интересовала любовь, как опыт. Я не знаю, как обстояло дело с этим в его студенческой действительности, но почти все рассказы, представленные в работе, Юрий Станиславович настойчиво посвящает именно этому чувству. Фрейдист даже сказал бы, что здесь есть некая зацикленность. Я бы определил несколько по-другому: взволнованное юношеское пристрастие открывателя.
В разработке рассказов есть даже некое "родовое пятно", определенная сюжетная метка. Но это и понятно, от собственного психологического типа далеко не убежишь. Поэтому всегда это молодой, страдающий герой, так сказать "вымаливающий" любовь, всегда это человек с головой, рефлексией и принципами. Почти всегда это герой, который может в решающий момент рандеву остановиться. Он настойчиво ищет скорее не близости, а духовности, и когда не получает искомого, вот и наступает некий ложный шаг. Как и герой лирической романистики ХIХ века, герой Глазова готов на суицид. И даже более, на жертву собой, чтобы потом отвергшая его возлюбленная пожалела и посетовала, какого свет лишился человека. Все бы это я назвал экстремальным юношеством и романтическим опытом, впрочем, часто головным.
Как пишет Юра Глазов эту любовь? Мило, обстоятельно, по-книжному лирично. Иногда искусно, когда имитирует молодую "задышку" совсем юных переживаний. В рассказах Юры обязательно присутствует соперник, иногда кажется, что взять над этим соперником верх для лирического героя важнее, чем их общий объект любви. Вдобавок, как правило, это действие происходит в очень похожих декорациях студенческого или московского быта. Все это придает какой-то особый, редко встречающийся привкус рассказам нашего выпускника. И вместе с тем создает вполне определенную и профессиональную ткань повествования.
Иногда Юра как бы чувствует ограниченность своей палитры и тут начинает переносить действие в другое историческое время. Но и там действуют и те же герои, и та же самая расстановка сил. Нет, правда, суицида, но возникает дуэль. Я имею в виду повесть "Друг детства". И опять все это достаточно по беллетристике грамотно и по-своему увлекательно, если считать увлекательность одним из родовых признаков литературы.
В этой увлекательной плоскости современных любовных молодежных историй затерялись два небольших рассказа - это "Убить Ефросинина" и "Муж". Вот здесь Юрий Станиславович Глазов столкнулся с обжигающей правдой жизни. И эта правда повела за собой литературу, как, впрочем, обычно и происходит.
Дипломная работа Юрия Станиславовича Глазова, по мнению его руководителя, соответствует квалификационным требованиям, предъявляемым Литинститутом.
Свободное копирование
