14 ноября, воскресенье. Заезжал на работу, подписал некоторые документы: конвейер не должен останавливаться ни на минуту. Завтра утром мне к десяти часам надо ехать к книголюбам, процесс должен идти, несмотря ни на что. Шоу продолжается.
Оказывается, не только "Литературка" посвятила вчерашнему юбилею Полякова свои страницы. Газета бывшего телевизионного кумира Евг. Киселева "Итоги" подготовила статью Александра Агеева. Ничего особенного этой в статье нет, и Полякову не стоит по этому поводу расстраиваться. Но хамский сам тон. Впрочем, последнее больше говорит об ангажированности автора и неумении его справиться с литературоведческой данностью, нежели о самом герое статьи. "И вот на этой самой волне всенародного желания понять, что же это за страна такая, в которой мы живем, Поля-ков, как некий серфингист, прокатился к нынешней известности... А Поляков был эдакий молодой наглец, ему ничего не мешало, а главное, хотелось всего сразу и без очереди... Это он разобла-чал и тайно прогнивший советский строй, пока это было ему выгодно". Так же хамски вся статья и кончается: "Сорняк чисто... культурного растения, которое так и не проросло в газете, и лишь букетик этого сорняка вполне уместно препод-нести Юрию Михайловичу в день его рождения". Это наш буржуазный критик Агеев говорит о работе Ю. Полякова в "Литературной газете", газете, которую до Полякова уже лет десять никто не читал.
В. С. со своею блестящей памятью вдруг вспомнила, что еще месяц назад звонили из Театра Гоголя и звали на "Марлен". Пьеса о двух женщинах, которыми у нас в России всегда очень интересовались и о которых много знаем -- Лени Рифеншталь и Марлен Дитрих. Две звезды мирового класса: актриса-кумир, сводившая с ума весь мир, и любимица Третьего рейха, режиссер-документалист класса Эйзенштейна. Ее фильм о Мюнхенской Олимпиаде стал классикой. Ее фильм о съезде фашистской партии -- "Триумф воли" -- по изобразительным средствам и выразительности тоже стал классикой. Редкий спектакль -- идет лишь раз в месяц, сразу маленькой серией в два вечера. Всего две актрисы: московская Светлана Брагарник и ленинградка Светлана Крючкова. Позвонили, поехали, взяли с собой еще и С. П. Буквально оттащили его от письменного стола: суббота и воскресенье у него подготовка к лекции. Мне это в помощь: пропуск, В. С., у которой мало и сил и терпения, машина, гардероб. Честно говоря, я не думал, что В. С. вынесет весь спектакль, обычно, когда мы вместе, она уезжает после первого акта, но тут я все предварительно разузнал: пьеса в одном акте, идет полтора часа.
Недаром совсем недавно мы говорили с Федоровой относительно того, как крепко в смысле успеха и известности зажат Сергей Яшин, а ведь крупный режиссер, со своей стилистикой и объемом. Все это определилось и сейчас: замечательный, крепко сколоченный спектакль.
Вообще-то все поначалу непривычно. И полноватая Рифеншталь, и не очень привычная Дитрих. Все разворачивается в парижской квартире Дитрих, на излете жизни обеих, куда Рифеншталь пробралась с предложением сделать новый фильм. Фильм, который обеих снова поставит к свету мировой рампы. Но все это, естественно, фантазия. Действие происходит чуть ли не в день смерти Дитрих, которая, постарев, стала бояться публики. Стала скрывать свое старое лицо бывшего кумира. Им есть что сказать друг другу. Но так ли уж сильно развела их идеология? Развели обстоятельства жизни. Есть несколько опорных фраз. У Рифеншталь: "Я была самым могущественным человеком в 1938 году в немецкой киноиндустрии -- куда я могла из Германии от этого поехать?" И с другой стороны: "Разве я виновата, что жила в этом ужасном ХХ веке?" Все это о выборе пути, о выборе, который часто делает не наша воля, а наши обстоятельства и биография.
Весь спектакль зудило, что хочется написать о Брагарник, об этом спектакле, о Яшине, о Гущине, о театре. Как много этот спектакль оживил всего в памяти! Написать бы большой красивый и умный материал -- эссе на полосу. В свое время как хорошо мы работали с В. С., когда я диктовал, а она все время подкидывала мне что-то и записывала. Куда все это делось? Сил у нее все меньше и меньше. Но я знал, что это месяц или полтора месяца работы, если писать все без диктовки. В самом начале спектакля В. С. подремала у меня на плече, а потом оправилась.
Свободное копирование
